Я позвонил в колокольчик и стал ждать. Времени оказалось вполне достаточно, чтобы изучить сии произведения искусства, прежде чем одна из дверных створок распахнулась. Старик в полувоенном одеянии, не без некоторых усилий старавшийся держаться прямо, взглянул на меня, приподняв седую бровь.
Я представился, и он впустил меня в прохладный темный зал, заставленный такими же доспехами, которые носили воины, изображенные на дверях. Старик открыл дверь с правой стороны зала и попросил подождать там. Казалось, комната, в которой я очутился, состояла только из кожи и металла, — так много было здесь оружия на стенах и мебели с кожаной обивкой.
Плотные вельветовые занавеси на окнах были отдернуты, и я немного постоял у окна, глядя на застывшие развалины, выкурил еще одну сигару, стряхивая пепел в зеленую пепельницу, и снова надел пиджак.
Появился старик, и я последовал за ним вдоль зала, а затем поднялся по пролету широкой лестницы в огромную, но столь же забитую вещами комнату. Там и обнаружил того, к кому шел.
Человек, стоявший почти в центре ковра, был одет в темно-синий мундир с черными позолоченными эполетами и другими знаками различия. На голове красовался богато украшенный шлем с острием, а на ногах — сверкающие сапоги со стальными шпорами. На вид ему было около семидесяти, и выглядел он вполне крепким старцем, с кустистыми седыми бровями и тщательно расчесанными усами. Когда я вошел, он что-то буркнул и ткнул рукой в мою сторону.
— Герр Аквилинас, я — Отто фон Бисмарк, шеф берлинской полиции.
Я потряс его руку. По правде говоря, скорее, это она встряхнула меня.
— Ну и дела, — сказал я. — Убийство в саду у того, кто сам должен предотвращать убийства.
Похоже, у него было парализовано лицо, или что-то в этом роде, так как оно изменялось, только когда он разговаривал. Да и то не слишком заметно.
— Именно так, — ответил он. — Мы, конечно, не хотели вас вызывать. Но полагаю, что это все же по вашей части.
— Может быть… Тело еще здесь?
— В кухне. Там делали вскрытие. Бумажные легкие… вы знаете об этом?
— Знаю. Итак, если я правильно понял, ночью вы ничего не слышали?..
— О нет, кое-что слышал. Лай моих овчарок. Кто-то из слуг ходил поглядеть, но ничего не обнаружил.
— В какое время это случилось?
— Время?
— Сколько было на часах?
— Около двух часов ночи.
— А когда тело нашли?
— Около десяти. Садовник обнаружил его в винограднике.
— Хорошо. Давайте взглянем на тело, а потом поговорим с садовником.
Хозяин провел меня на кухню. Одно из окон было распахнуто прямо в прекрасный сад, обсаженный высокими кустами дивных расцветок. Я почувствовал резкий, одурманивающий аромат, проникающий из сада на кухню, и повернулся к лежавшему на кухонном столе и укрытому простыней трупу.
Это было обнаженное тело старого, но еще сильного на вид человека, сильно загорелого. На крупной голове выделялись густые черные усы. На шее сохранились следы удушения, а припухлости на запястьях, предплечьях и ногах указывали на то, что, по-видимому, жертву к тому же и связывали. Ко всему тот, кто зашивал его торс после вскрытия, был не слишком аккуратен.
— А одежда? — спросил я у шефа полиции.
Бисмарк покачал головой и показал на стул, стоящий возле стола.
— Вот все, что мы нашли.
Там лежали наручные часы, красные туфли и пара аккуратно сложенных бумажных легких, уже сильно изношенных.
Главное неудобство этих сменных легких состоит в том, что, хотя и можно не беспокоиться о последствиях курения и прочих легочных заболеваниях, сами легкие необходимо периодически менять, что очень дорого, особенно в Риме, где отсутствовала государственная система Службы Легких, какая существовала в большинстве европейских Городов-Государств. За несколько лет до войны бумажные легкие сменились политэновыми, служившими гораздо дольше.
Я повертел в руках одну туфлю. Искусная поделка со Среднего Востока. Затем осмотрел массивные тусклые часы. Старинные, явно русского происхождения; на новом кожаном ремешке оттиснута метка: «Сделано в Англии».
— Понимаю, почему вызвали именно нас, — сказал я.
— Были определенные анахронизмы, — согласился Бисмарк.
— А этот садовник, который его нашел, — могу я с ним поговорить?
Бисмарк подошел к окну и позвал: