— Она мертва, — тихо сказал Вайль, вставая и озираясь кругом. — Но как?..
— Ее укусило это ядовитое растение, — сказал я.
— Растение?!.. Я должен вызвать полицию…
— Не стоит этого делать — по крайней мере, сейчас, — попросил я и вышел. Я уже знал, куда идти. В дом Бисмарка и… в сад развлечений Фелипе Сагиттариуса.
Чтобы найти кэб, понадобилось время, я успел промокнуть до нитки и приказал извозчику поторапливаться.
Не доезжая до места, я остановил кэб, расплатился и зашагал по газонам. Потом не стал утруждать привратника, а просто влез в окно, воспользовавшись стеклорезом.
Наверху были слышны голоса, и я пошел на их звук, пока не добрался до кабинета Бисмарка. Чуть-чуть приоткрыл дверь…
Гитлер был здесь. Он держал под прицелом своего пистолета Отто фон Бисмарка, все еще пребывающего в полном обмундировании. Оба были чрезвычайно бледны. Рука Гитлера дрожала, а Бисмарк тихонько постанывал.
Наконец он пришел в себя и умоляюще произнес:
— Не шантажировал я Еву Браун! Я ей нравился, дурак!
Гитлер истерично рассмеялся:
— Это вы-то — толстый старик!
— Ей нравились толстые старики.
— Она не из таких!
— Кто это вам сказал?
— Мне кое-что сообщил следователь. А полчаса назад позвонил Вайль и сказал, что Ева убита. Я считал Сагиттариуса своим другом. Я ошибся. Он — ваш наемный убийца! Что ж, я тоже сегодня кое-кого убью.
— Капитан Гитлер! Я ваш старший офицер!
Пистолет дрогнул, в голосе Бисмарка послышались властные нотки. Только теперь я заметил, что все это время звучала высококачественная запись классической музыки, а именно — пятый струнный квартет Бартока.
Бисмарк пошевелил рукой.
— Вы сильно заблуждаетесь. Человек, нанятый вами следить за Евой прошлой ночью, — ее бывший любовник!
У Гитлера затряслись губы.
— Вы знали это, — произнес Бисмарк.
— Подозревал.
— Вы также были осведомлены о тех опасностях, которые скрываются в этом саду, так как Фелипе вам о них рассказывал. Шпиона убили виноградные лозы, когда он крутился у беседки.
Пистолет перестал дрожать. Это испугало Бисмарка.
— Это вы убили его, а не я! — внезапно завизжал он, тыча пальцем в Гитлера. — Вы послали его на смерть. Это вы убили из ревности Сталина! Рассчитывали, что сначала он убьет меня и Еву. Вы слишком трусливы, слишком слабы, чтобы открыто сразиться с кем-нибудь из нас!
Гитлер издал нечленораздельный вопль, сжал пистолет обеими руками и несколько раз подряд нажал на спуск. Лишь одна пуля достигла цели: пробила Железный Крест на груди Бисмарка и пронзила сердце шефа полиции. Он упал навзничь, шлем отлетел в сторону, а мундир с треском порвался. Убедившись, что Бисмарк мертв, я обнаружил, из-за чего порвался мундир. Оказывается, шеф полиции носил тяжелый корсет, и одна из пуль, видимо, перебила шнур. Это был очень тяжелый корсет, ему приходилось вмещать большое тело.
Мне стало жаль Гитлера, маленького, жалкого… Я помог ему сесть.
— Кого я убил? — бормотал он, запинаясь. — Кого я убил?
— Это Бисмарк послал то растение Еве Браун, чтобы заставить ее замолчать? Я слишком близко подобрался к разгадке?
Гитлер кивнул, всхлипывая, и вновь разрыдался.
Я оглянулся на дверь. Там кто-то стоял.
Это был Сагиттариус.
Я положил пистолет на камин. Фелипе кивнул.
— Только что Гитлер застрелил Бисмарка, — пояснил я.
— Похоже на то, — ответил он.
— Бисмарк велел вам послать то растение Еве Браун, не так ли?
— Да, превосходный гибрид! Обыкновенный кактус, венерианская мухоловка и роза! Яд, конечно, кураре.
Гитлер встал и вышел из комнаты. Мы молча смотрели ему вслед.
— Куда вы? — спросил я.
— Мне нужно на воздух, — донеслось уже с лестницы.
— Подавление сексуальных желаний, — сказал Сагиттариус, усевшись в кресле и удобно пристроив ноги на трупе Бисмарка, — причиняет нам так много страданий… Если бы только страстям, не видимым на поверхности, желаниям, запертым в мозгу, давали возможность свободно проявляться, насколько лучше был бы мир!
— Может быть, — вяло отозвался я.
— Бы собираетесь кого-нибудь арестовывать, герр Аквилинас?
— Нет. Мое дело — составить отчет о расследовании.
— А будут ли какие-нибудь последствия?
Я рассмеялся:
— Последствия есть всегда!
Со стороны сада послышался странный лающий звук.
— Что это? — спросил я. — Овчарки?