Глаза Форбса прикованы ко мне.
– Подружка твоя? – спрашиваю я, стараясь придать голосу ясность и твердость, хотя сердце едва не выскакивает из груди.
Он удивлен. Видимо, ожидал чего угодно, но только не такого вопроса. А что он надеялся услышать?
– Нет. Эту привилегию я оставляю за тобой, – процедил он сквозь зубы.
– Часто ее трахаешь?
Он прищурился.
– Выбирай выражения, Мия.
– Извини. – Я улыбаюсь, мило так… враждебно. – Ты регулярно занимаешься с ней сексом?
– Нет. Она новенькая.
Новенькая?
– Значит, были другие?
– Да. – Он ухмыляется, и его ухмылка ранит меня сильнее, чем я ожидала.
На глаза наворачиваются слезы. Не из-за его измены, не из-за побоев. От злости на себя. От злости на свою слабость.
– С ними ты пользуешься презервативами? – Со мной – не пользуется.
– Да.
Слава богу. Но мне все равно надо будет провериться.
Вижу, что в нем закипает гнев: глаза потемнели, кожа на скулах натянулась, руки сжаты в кулаки.
Мои вопросы его раздражают.
Еще хватает наглости злиться! Хотя чего еще от него ждать?
Обычно, когда Форбс такой, я всячески стараюсь его ублажить. Успокоить. Но сейчас у меня одна цель – разозлить его еще больше.
Не знаю, зачем, чего я добиваюсь, кроме того, чтобы он навсегда исчез из моей жизни, но я сделаю что угодно, лишь бы избавиться от него.
Задавая следующий вопрос, я склоняю набок голову, оценивающе смотрю на него. Мне правда любопытно узнать ответ, потому что смысл мне не ясен.
– Форбс, вот ты хотел переехать ко мне. А как же ты намерен заниматься сексом с другими женщинами? Не будет ли для тебя это несколько затруднительно?
– Нет, – самодовольно заявляет он, опуская меня ниже плинтуса. Складывает на груди руки. – Просто пришло время перевести наши отношения в следующую стадию. На мои остальные занятия это никак не повлияет.
Боже, я знала, что он бессердечный мерзавец, но сейчас вижу: он – мерзавец, который предстал передо мной в новом качестве. Очевидно, Форбс Чандлер более многогранный подонок, чем я полагала.
Я обхватываю себя руками. Пытаюсь согреться.
– То есть у тебя будут все твои девицы и я. Зачем тебе это?
– Я могу себе это позволить, – с ухмылкой отвечает он. – Всех вас вместе. Ты тоже будешь принимать в этом участие.
У меня вытягивается лицо.
– Что2? – выдавливаю я.
Я не сомневаюсь в том, к чему он клонит: пусть я и не особо искушена в сексуальных забавах, но я не тупица. Просто не хочу в это верить. Прежде он никогда не проявлял интереса к подобным извращениям. Мы всегда занимались только обычным, традиционным сексом. Он даже никогда не овладевал мною сзади, как той девицей.
– Ты. Будешь. Участвовать. – Произносит он раздельно, будто говорит с ребенком. – Я буду трахать их здесь, в нашей квартире, когда мне заблагорассудится. А ты будешь сидеть рядом и слушать, как я их трахаю. А иногда… – он подходит ближе, – принимать участие.
Нет. Нет. Нет. Нет!
Черт, нет!
– Не думаю. – Неужели это я говорю?
Форбс стиснул зубы. Делает шаг вперед. Я вижу, что его руки, опущенные вдоль тела, подергиваются.
Я захожу за диван.
– Ты будешь делать так, как я велю, Мия. Ты принадлежишь мне, и я буду делать с тобой все, что захочу.
На мою попу со свистом опускается ремень.
– Кто здесь главный, Мия?
– Ты, папа.
Я поднимаю глаза к его лицу. Может, Форбс и красавчик, но таким уродливым, как сейчас, я его еще не видела.
– Других своих девиц ты тоже бьешь?
В его лице мелькает удивление.
Несмотря на то что нам обоим очевидно, что Форбс регулярно бьет меня… вслух я об этом никогда не говорила. Мне странно, что я произнесла эти слова, но они меня вдохновили.
– Нет, – отвечает он, холодным тоном.
И мое минутное вдохновение как рукой сняло, мне хочется плакать. Даже не плакать, а выть.
Он бьет меня, потому что считает себя вправе меня бить.
Потому что я позволяю.
Потому что я слаба духом.
– А меня почему бьешь? – спрашиваю я. Ответ я знаю, но нечто садистское во мне хочет получить от него подтверждение.
Форбс подходит ближе, останавливается прямо передо мной.
На этот раз я не отступаю. Не сдаю позиций, хотя колени мои подкашиваются. Сама удивляюсь, как я вообще еще держусь на ногах.
Если моя отвага и изумляет его, виду он не подает. Склоняется к моему лицу. Его дыхание обжигает мне кожу. От него все еще разит той девицей.