Сейчас они остановились на поляне возле небольшой речушки с медленным потоком. Вода была чистой и ледяной. Но искупаться и промыть раны можно было, что они и сделали по очереди.
Рубец на правом плече он уже успел самостоятельно зашить и обеззаразил одним из настоев Марфы. Сама женщина сейчас была занята — зашивала раненых.
Он как раз собирался ополоснуться, прежде чем увидел девочку, в одиночестве сидящую на берегу. Она подбирала с земли плоскую гальку и одну за другой кидала их в речку. Но из-за течения блинчиков не выходило.
— Эй, тухляшка! — крикнул он, выходя из-за деревьев.
Девочка вздрогнула, она резко повернулась к нему. Совсем не следит за спиной, что-ли?
— Как ты меня назвал? — девочка смотрела на него, как и всегда, хмуро, исподлобья. И сейчас на ее щеках проступил заметный гневный румянец.
— У тебя волосы цвета тухлой маляшки. Тухляшка, — с едкой ухмылочкой он сел рядом с ней.
— Что еще за маляшка? — спросила она.
— Что такое малина знаешь? — девочка коротко кивнула, — ну вот маляшка это почти как малина, но крупнее и слаще. А если стухнет, то становится такого же цвета, что и гнездо у тебя на голове.
Она еще раз зло зыркнула на него и отвернулась обратно к реке, вернувшись к своему монотонному занятию.
Он тоже поднял трое камешков правой рукой и начал их подбрасывать вверх, как это делают циркачи, поочередно жонглируя ими.
— Почему ты меня еще не убил? — спросила она, заставив его руку остановиться. Камешки рассыпались по земле.
Почему не убил? Сам же понимает, что из этой маленькой девочки вырастет взрослая женщина, которая обязательно захочет отомстить ему. И ладно, если бы она осталась в деревне, мир велик, она бы его не нашла, но нет же. Он позволил ей присоединиться к ним. И теперь ждет не дождется, чтобы проснуться со вспоротым брюхом.
Почему?
Потому что у них одинаковые глаза
— Мы тогда перебили достаточно народу, я не хотел стать еще и детоубийцей.
Он потянулся к ней и вытащил у нее из-за пояса серповидное орудие.
— Дай-ка глянуть.
— Эй! Отдай сюда! — она потянулась к нему, чтобы забрать, но наткнулась лишь на его выставленную ладонь.
Оружие было дорогим и искусно выкованным. Выглядело неброско, но смертоносно. Изогнутое лезвие, в длину чуть превышающее его ладонь, было прикреплено перпендикулярно к рукоятке, которая была в расстояние от кисти до локтя. Металл был черным, дерево — тоже. В его руке оно лежало как влитое, но для девчонки оно было великовато, если, конечно, она не держала его двумя руками.
— Это типо серп?
— Это кама!
— Хм, — с таким видом оружия он не был знаком, — А это что?
На лезвии было выгравировано белое насекомое с раскрытыми крылышками и распростертыми лапками.
— Почему муха? — спросил Тайлор у нее. Он видел и знал людей, которые разрисовывали свои мечи и щиты разными животными, например, львами или тиграми. Но муха…
Она продолжала, не переставая, толкать его, пытаясь дотянуться до своего оружия.
— Не знаю!
— Тебе его папа отдал?
Девочка остановилась. И теперь Тайлор впервые за все время посмотрел в ее детские большие глаза. Но взгляд был совсем не детским.
Она протянула пустую ладонь к нему и твердо произнесла:
— Верни.
Он еще несколько секунд смотрел на нее, борясь с противоречивыми мыслями.
— Пожалуй, будет лучше, если он останется у меня, — он сунул эту каму в освободившиеся ножны у себя на поясе. — не хватало еще, чтобы ты пырнула ей кого-нибудь.
И, поднявшись, посмотрел на нее. Девочка выглядела как ребенок, у которого отобрали мамин пряник. Глаза заблестели под солнечными лучами, а щеки и нос покраснели пуще прежнего. Но ничего она поделать не могла.
— А если на меня нападут? Как мне защищаться?
— Придумаешь что-нибудь, — бросил он небрежно.
Она еще секунду всматривалась в него, а потом, грозно зачерпнув ведром воду, пошла в сторону временного лагеря.
— Тебя звать то как? — спросил он, остановив ее.
Девочка недолго помолчала, прежде чем ответить.
— Ро… — начала говорить, но Тайлор ее резко перебил.
— Да шучу. Мне насрать, — он почесал начавшую отрастать щетину, которая обещала уже превратиться в бороду, — Буду звать тебя Фештой.
— Что еще за Фешта? — скривилась она.
— Переводится как «муха».
— Муха?! Нет! Ни за что!
— Тухляшка лучше? — он изогнул левую бровь в вопросе.