Розе быстро наскучило, ей вообще после вчерашнего претило находиться в большой компании, поэтому, незаметно улизнув, она поднялась на второй этаж и постучала в одну из дверей.
— Входите! — раздался мужской голос.
Она вошла внутрь, закрыв за собой. В двух краях комнаты стояли две кровати, Остьена и Бродда. На одной из них сидел сам Остьен, играя на лютне мелодичный перебор. У окна посередине комнаты стоял стол, на котором лежал нож для дерева и целая груда опилок.
— Фешта? Заходи, будь как дома путник, — улыбнулся он.
Он не удивился ее приходу, Фешта часто вертелась рядом с ним, помогая ему с ремонтом лютни и изготовлением струн… до чего же мерзкое дело вытаскивать кишки из еще только что испустившей душу овцы, очищать их от всего лишнего и затем скручивать вырезанные из них ленты в тонкие струны!
Но оно того стоило. Теперь Остьен радовал их музыкой.
Розе, если честно, даже в голову не приходило, что этот здоровяк умеет играть на лютне. К тому же, столь изящно. Вот уж действительно талант.
— Чего не внизу, со всеми?
— Хочется посидеть в покое.
— Тогда располагайся.
Она села на противоположную кровать, упершись спиной об стену и прижав коленки к груди. Остьен напротив нее перебирал грубыми пальцами струны, что-то мурлыкая себе под нос. Мотив был ей незнаком, но очень приятен на слух.
— Где ты научился так играть? — спросила она, когда он закончил, напоследок дернув первой струной, будто поставив точку в конце долгой и захватывающей истории.
— В юношестве, — коротко сказал он и добавил, — вместе с другом играли вдвоем, сначала от любви к великому искусству, а потом начали выступать и зарабатывать деньги.
Он хохотнул.
— Правда, не всегда удачно. Один раз после окончания очередного перфоманса нас закидали гнилыми овощами. Мы потом убегали от разозлившихся деревенщин по кукурузному полю, — он рассмеялся окончательно, — им, видите ли, не понравилась песенка об пастушке Бройе.
— Что за пастушка? — спросила Роза, наклонив в вопросе голову.
— Э-э — смутился он, откладывая инструмент, — тебе пока рано знать об этом…
Девочка еще сильнее заинтересовалась.
— Ну скажи! А я тебе всегда-всегда буду помогать!
— Не-е… — и сменил тему, — На-ка. Попробуй что-нибудь сыграть.
— Я не умею, — призналась она, принимая инструмент в руки.
— Так я научу. Вот смотри, в лютне пять пар струн…
Остьен все объяснял и объяснял. А Роза внимательно слушала и через пятнадцать минут уже знала о всех частях лютни и из чего их изготавливать, а через полчаса теребила струну одну за другой, складывая из отдельных звуков целую мелодию.
— Вау! — сама удивилась как красиво вышло.
— Быстро учишься, — он потрепал ее по голове и вдруг сказал совершенно серьезно, как со взрослым, — Фешта, я иногда сомневаюсь, что тебе десять лет…
— Мне девять, — перебила она его.
— Тем более. Ты рассуждаешь и иногда задаешь такие вопросы, до которых я не мог додуматься, когда мне было пятнадцать.
— Я просто быстро расту, — немного хвастаясь, сказала она, — Да и вообще, девочки растут быстрее мальчиков, — повторила давнюю фразу мамы.
Остьен о чем-то задумался, согнувшись на кровати, сцепив руки на коленях и смотря в них, но не видя. Роза еще раз проиграла мотив, который у нее с каждым разом получался все лучше и лучше, когда он спросил:
— Это правда, что твой отец хотел отдать тебя насильно замуж?
Она недоуменно моргнула, и только через несколько секунд до нее дошло о чем он говорит. Она же им всем сказала, что сбежала из дома от жениха…
— Ага…
Воин горько усмехнулся.
— М-да, дерьмовые же бывают отцы… — он посмотрел куда-то в окно, провел рукой по своей шее, — Пил еще небось?
— Да не особо, вроде, — Роза не понимала к чему Остьен клонит.
— А вот мой, помню, много… не было ни дня, чтобы он был трезвым целые сутки. Сколько себя знаю, всегда вместе с матушкой успокаивали его и укладывали спать, когда он буянил. Матушку он избивал частенько и меня заодно… А потом я подрос и смог дать сдачи. Он ушел из дому, побитый, как собака, со сломанной рукой, и больше я его не видел.
Мужчина продолжал задумчиво смотреть в окно.
А Роза не могла подобрать слов. Что за внезапные откровения? И что нужно говорить в таких случаях?
— Да уж… Так что мы, можно сказать, собратья по несчастью, — проговорил он рассеянно, — Ладно, что-то я заладил о грустном. Зима вечно навевает на меня безрадостные мысли…
— Я пойду, пожалуй… — проговорила она, ставя лютню у кровати, — спасибо за урок.