— Тайлор! Твоя нога! — девичий голос.
— Тебя укусила одна из этих тварей? — это уже Марфа.
— Да! Я сама видела!
— Спокойно, они не ядовиты. Нужно просто перевязать рану, — и повысив голос, закричала, — Парни! Отвязывайте веревку от бортов, ищите любую другую и все, чем можно будет связать себя.
— Зачем? — Тайлор заставил себя сесть, пока женщина вместе с девочкой обрабатывают его рану.
— Эти твари владеют ментальной магией. Соблазняют моряков-мужчин и заставляют сброситься в море, в свои объятья. А там пожирают.
— Так кто это такие? — спросил Остьен, уже расплетая хитрый узел Марфы.
— Мемозины. Тайлор, ты знаешь заклинания, чтобы отсечь все звуки от нашей команды?
Рыжий посмотрел на Ринату. Та лишь покачала головой:
— Ментальная магия — самый сложный раздел магии. Неподготовленный маг скорее превратит разум в кашу, нежели сделает что-то полезное.
— Понятно, — кивнула она, — тогда вас нужно будет связать.
Буря, метель, кажется, даже ураган не хотели прекращаться, наоборот — усиливались с каждым стуком сердца Тайлора. А оно билось у него быстро.
Они привязали себя вокруг мачты, связав каждому руки и ноги отдельным полосками вырезанной ткани — импровизировали, как могли, — и обвились самыми толстыми веревками, что были, вокруг мачты.
Свободными остались лишь три девушки разных возрастов, даже Клинка завязали.
Не прошло и десяти минут, как мемозины поняли, что добавки больше не будет и принялись выманивать свой ужин или ранний завтрак, тут уже как посмотреть, из убежища.
Сначала Тайлор подумал, что ему кажется, но звук, поначалу слышимый на краю сознания, все увеличивался и увеличивался. Он чувствовал, будто бы какое-то насекомое залезает ему в ухо, скребется там своей сотней-другой ножек и наводит свои порядки, мешая его мысли друг с другом, скручивает их и подчиняет своей воле.
Тайлор стал различать, что это за звук. Пение. Тихое, мелодичное и без слов оно заглушало рокот грома и бушующие вокруг корабля волны.
Незнакомая мелодия все тянулась и тянулась, а рыжий меланхолично слушал ее, смотря куда-то в море.
А потом он увидел ее.
Гибкая девушка, столь изящная в каждом своем движении, сначала схватилась за бортики, а потом подтянулась легко наверх, словно снежинка. Такая же хрупкая и невинная. Улыбнулась ему, мягко и нежно, так, как на него не смотрела родная мать.
Светлая грудь, прикрытая вьющимися длинными волосами, поднималась в такт ее дыхания. Кудряшки падали на плоский животик, щекотя его. На бедрах было ничего.
Тайлор не мог оторвать от нее взгляда, все глядел, глядел. У него даже поднялся. Сколько у него не было женщины? Полгода? Какой ужас. Надо бы это исправить.
Он шагнул к красавице. Точнее, хотел шагнуть. Он запутался в веревках на своем теле. Черт побери! Откуда они взялись?!
Осознание пришло сразу же.
Марфа! Проклятая сука! Она солгала ему! Никаких мемозин не было и в помине! А связала она его, чтобы сдать Мерикоту, а самой остаться в Натлине. Ублюдошная предательница!
Кажется, он кричал. Может, только в мыслях проклинал ее.
Тайлор задергался в веревках, пытаясь выбраться любой ценой.
Меня не остановят какие-то тряпки! Я должен! Обязан вырваться!
Красавица, нет… сама богиня уселась на перила, согнув свои длинные ноги. Ее пухлые губы томно открывались и напевали мелодию. Она достала гребень из ракушки, перекинула волосы на одно плечо, открыв виду розовые набухшие соски, и стала расчесывать свои пряди.
Черт возьми! Да развяжите вы меня!
Кажется, он стал умолять. Даже заплакал от своей беспомощности.
Рядом кто-то тоже задергался.
Тайлор заставил себя перевести взгляд на соседа.
Остьен.
Воин дергался в веревках. Его шея была вытянута вперед, глаза жадно пожирали сидящую впереди девушку. Его девушку.
Приступ ревности охватил Тайлора. Как этот урод посмел посягать на его сокровище?! Это была его богиня и только его!
Правда ведь?
Он посмотрел обратно, надеясь на поддержку со стороны красавицы.
Красавицы не было. На перилах сидела худющая образина с клочками волос на скальпе
Тайлор моргнул.
И красавица вернулась обратно. Рыжий расплылся в довольной улыбке.
Ну конечно! Просто показалось!
А потом ему влепили пощечину. Перед глазами все расплылось, и он увидел перед собой Марину, свою погибшую жену.
Она была красива, как в день, когда они впервые встретились, и когда он видел ее в последний раз. Но красота ее была не в болезненной худобе или обнаженности, а в ее умных, расчетливых и добрых глазах. Как ей удается смотреть на него одновременно и обвиняюще и с такой заботой?