— У тебя были синяки по всему телу от побоев, да и вообще выглядела ты нездорово как физически, так и психически. Но что меня еще больше удивило, так это облегчение и усладу в твоих глазах и короткую усмешку, когда ты взглянула на его труп. Я думал, мне показалось, но сейчас я смотрю на тебя и понимаю, что это было не просто так.
Облегчение? Она не помнила, чтобы почувствовала что-то подобное…
Или все-таки да?
— Да и не выглядел он как деревенщина, хоть и старательно пытался это скрыть под крестьянскими тряпками, — он хмыкнул, — технику фехтования школу имени Омакова я узнаю из тысячи. Небось, натворил что-то, из-за чего ему срочно пришлось скрыться в глубине страны. Верно ведь?
Фешта не знала, что ответить.
Он прочитал ее, словно открытую книгу.
Пальцы нервно теребили края курточки. Ей вдруг стало стыдно, будто бы ее поймали за кражей пряников.
Она взглянула в его лицо. Такое спокойное и умиротворенное. Будто бы они — знатные господа, живущие на какой-нибудь вилле у моря, обсуждали какую-нибудь книжку. «Я не враг тебе» — говорили его синие глаза.
— Ты убил деревенских. Всех. Хоть и не своими руками, но ты приказал своим воинам это сделать.
— Да, и я готов понести ответственность за все их и свои действия.
— Мне придется убить тебя, несмотря на то, что ты не раз спасал меня.
Девочка ожидала увидеть в его глазах насмешку или вызов, но вместо этого Тайлор помрачнел, на его лицо словно надвинулась глубокая темная тень.
— Да. Рано или поздно ты должна меня убить, чтобы я расплатился за все грехи. Только… — и тут Фешта впервые увидела в его глазах гнев. Затаенный. Накапливающийся. Словно притаившийся зверь, — Только позволь мне вернуть должок кое-кому в Авглоре.
— На это уйдет слишком много времени.
— Если убьешь меня, то все эти смерти будут напрасны. Мы ведь убили их, чтобы самим выжить, — и, видя, как хмуриться Фешта, добавил, — Да, я трус и ставлю свою жизнь выше других, но цель оправдывает средства, поверь.
Девочка с минуту молчала, исподлобья глядя на него, но потом ее взгляд смягчился.
— Понятия не имею, какие у тебя там цели, умершие не простят мне, если я тебя отпущу. Но и просто так дать им умереть я не могу. Поэтому я дам тебе время, но до тех пор я буду находиться рядом и работать на тебя, а ты гарантируешь мне безопасность и защиту.
Тайлор улыбнулся, отчего у него под глазами появились едва заметные морщины.
— Что-ж. Тогда приветствую на борту нового воина, — объявил он внезапно торжественным тоном, — Розалинда… Прости, как твоя фамилия?
— Фешта. Просто Фешта.
Его губы расплылись в еще более широкой улыбке. В глазах появилась такая теплота, которую она ни разу не видела в глазах своего отца.
Если бы не Тайлор, то убила бы она сама отца, повзрослев?
— Чем это вы тут занимаетесь? — из трюма поднялась Марфа, заинтересованно глядя на них.
— Обсуждаем погоду, — с некой ленцой отозвался Тайлор, нарочито зевнув.
Погода действительно улучшилась. Снег прекратил падать, покрывало облаков над их головами затрещало по швам и из образовавшихся щелей с наклоном появились солнечные лучи, ударяющие в море.
Один из лучей мазнул по их кораблю, обдав хоть и не греющим, но все-таки Светом. Щеку Фешты коснулся южный ветерок. Она подняла голову, подставляя лицо под солнце.
Краем глаза она заметила, как Марфа, вставшая рядом с ней, разматывает платок, который она непрерывно носила на голове. Лазурная ткань с шорохом скатилась ей на плечи, открыв полностью лысый череп. На разных участках виднелись старые розово-белые шрамы от порезов и ожогов. На затылке была огромная татуировка в виде двух месяцев, соединенных «спинами» друг к другу. В этой области было больше всего шрамов и будто бы кожа была срезана. Видимо, кто-то пытался вырезать участок кожи с этим рисунком, но краска словно впиталась в плоть до костей.
Заметив, ее заинтересованный взгляд, Марфа с горькой усмешкой проговорила:
— Выглядит ужасно, не так ли?
— Кто это сделал с вами? — спросила в ответ девочка.
— Плохие люди. Очень плохи люди из Пирении, моей родной страны.
— Вы — рабыня? — осторожно поинтересовалась Фешта. Она знала, что может обидеть целительницу подобными вопросами, но ведь интересно же!
— Бывшая, — не стала она отрицать, — меня продали в двенадцать лет одному зажравшемуся чиновнику. И тут же сыграли свадьбу, — ее губы растянулись в волчий оскал, а взгляд стал острыми, словно скальпель, — я откусила ему член в первую же брачную ночь.