Все собравшиеся застыли на месте, и в давящей тишине альфа-волны моего мозга замедлили бег, и трехмерная действительность стала терять очертания, заволакиваясь тенями, которые беззвучно подступали в густых облаках благовоний; гипнотически мерцали свечи, и витала смерть.
Да, было слишком поздно что-то делать, я начинал верить, что привел меня сюда не столько рассчитанный риск, сколько она каким-то образом вовлекла меня в этот храм, та женщина, что сейчас преклонила колени, она - Марико Шода какой-то незримой силой привлекла меня сюда пылавшей в ней демонической мощью, которая испепеляла всех, кто к ней приближался.
"Люди в голос говорили мне то же самое о Малышке Стальной Поцелуй - не приближайся к ней и Боже тебя избави прикасаться к ней."
Вокруг стояла мертвая тишина; никто не шевелился. Ощущение времени исчезло напрочь, потому что время тоже иллюзия, часть трехмерной реальности, которая здесь и сейчас не имела никакого смысла. Запах благовоний погружал в нирвану, и вся прошлая жизнь, все ее звуки и запахи расплывались в неясной дымке. Мои глаза не отрывались от нежного изгиба шеи стоящей на коленях Марико Шоды, от женщины, которая безмолвно молилась; я смотрел только на Марико Шоду, потому что никого больше не существовало.
Опасность. Такое состояние приведет тебя к гибели.
Да, об этом надо было думать куда раньше, суметь противостоять карме, которая и привела меня сюда. Должно быть, левое полушарие было в полусне, когда...
Ты хочешь сказать, что готов расстаться с жизнью?
Этого я не говорил.
Тогда что еще ты можешь сказать?
Думаю, именно тогда я дернулся, почувствовав, как в сознание начинают вторгаться бета-волны: подняв голову, я посмотрел на затененную галерею. Да, там в самом деле были какие-то лица, которые, мелькая в тусклом свете лампад, поглядывали вниз.
Так тому и быть.
Значит, ты опускаешь руки?
Оставьте меня в покое.
Предполагаю, что таким образом они попытались прощупать меня. Реальность стала настолько зримой для меня, что я ощутил ее форму, но лучше бы я не видел своего окружения.
Я перевел глаза на коленопреклоненную женщину.
"И она очень духовная личность, - Чен, - она всегда молится о тебе, прежде чем убить."
Так тому и быть.
Откуда-то потянуло холодком, хотя я не обратил на него внимания; я почувствовал лишь движение воздуха, которое коснулось моей кожи и слегка взбодрило меня, приведя в сознание: здесь витала смерть, и мои нервы были на пределе.
Но ничего не произошло в тот период времени, когда всем казалось, что время остановилось. Все присутствующие словно были зачарованы дыханием беспредельного космоса, центром которого была эта женщина, Шода; женщина, склонившаяся в молитве. Время и мироздание остановили свое круговращение. Ничего. Пустота. Мы были всецело в ее власти, затаив дыхание, потому что в дыхании больше не было необходимости, ничего не было нужно, кроме глубин нирваны, в которых тебя ждал покой совершенной любви.
Потрясенный, я дернулся, не готовый к тому, что шевельнется она, женщина, на которую я смотрел - приподняв голову, она опустила руки вдоль тела, когда, поднявшись, она на мгновение застыла лицом к саркофагу. Я видел, что и остальные испытали то же самое потрясение; кое у кого перехватило дыхание. Густой аромат обрел невыносимую едкость, и монотонное бормотание монахов стало слишком резать слух. Какой-то ребенок, которого я видел раньше, заплакал, не в силах вынести смену напряжения.
Делай то, что ты можешь.
Да, я понимаю, что ты имеешь в виду. Но тут все не имело смысла. Ничего.
Она повернулась - Шода - и двинулась в обратный путь по направлению к нам; а остальные женщины, на мгновение застыв, сомкнулись, следуя за ней и соразмеряя свои шаги с ее. Выражение их глаз было мягким и расслабленным, как у "каратеков", готовых вступить в бой, или у олимпийцев на старте.. Взгляд их ни на чем не фокусировался, спокойно вбирая в себя окружающее, не глядя ни на что в отдельности, и видел все вокруг.
Я же видел только ее лицо.
Оно отличалось аристократическим изяществом - лучистые глаза, чуть расширенные скулы, четкий рисунок бровей, выписанных одной тонкой линией на коже цвета слоновой кости, подчеркнутой угольно-черными волосами; но это сухое описание не может передать ощущение от лица Шоды, каким оно в тот вечер предстало передо мной в храме, ибо оно было не просто лицом женщины - оно было ликом смерти, избравшей облик ослепительной красоты. И не стоит спрашивать, чью смерть она вещала - конечно же, мою.
Так просто?
Я понимаю, что вы имеете в виду, но когда не о чем спрашивать, не стоит задавать вопросов, не так ли?
Долго тебе не протянуть. Что ты собираешься делать?
Снова потянуло сквозняком, и на этот раз кожа моя покрылась доподлинными мурашками, ибо во всю мощь заработало левое полушарие, и ужас пронзил меня до костей, и это было правдой: я, конечно же, сошел с ума, явившись сюда, пусть даже я верил, что смогу унести ноги, как-то остаться в живых и ускорить выполнение задания.
О, эта проклятая чертова гордость - шансов у меня было столько же, сколько в аду.
И ты так просто позволишь сделать себя?
О, этого я не говорил, отнюдь нет. Когда наступит решающая минута, я буду драться, ребята, пока смерть меня не схватит, и так далее - нервы у меня будут как лед, я буду метаться в темноте, но долго всё это не протянется. Наконец мне ясно дали это понять.
Вокруг происходили какие-то другие действия, хотя не уверен, что могу точно воспроизвести их в памяти; кажется, они сняли с возвышения деревянный тяжелый гроб и поднесли его к изукрашенному жерлу печи, за которым его должно было поглотить пламя. Проходили и исчезали люди, и я услышал тонкие звуки каких-то струнных инструментов.
Теперь, пока есть время, попробуй уйти.
Я снова глянул наверх, но больше не увидел лиц за перилами галереи, даже когда, сосредоточившись, я сфокусировал взгляд, заметив легкое движение, и, наконец, я понял, что да, там все же были лица, которые наблюдали за мной. Ну, конечно же, они были здесь, они были повсюду.
"Команда телохранителей только прикрывает ее, - снова Чен, - но еще больше ее головорезов рассеяно вокруг."
Повернувшись, я глянул в сторону высоких входных дверей: створки их были широко распахнуты, и в них то и дело возникали люди со цветами и горящими свечами в руках; некоторые из них плакали, покидая храм, и среди них был мальчик лет шести или семи - он что-то лепетал по-французски. Значит, женщина с ним - это вдова, покидающая церемонию до того, как на нее обрушится поток соболезнований.
Телохранители по обе стороны дверей стояли не шелохнувшись; всего их было не меньше дюжины, женщины в черных шелковых одеждах, которым для выполнения обязанностей куда больше подошли бы комбинезоны, но каждая из них вооружена клинком, скрытым под шелком траура.
Вот, значит, как.
Уноси йоги. И немедленно.
Не будь идиотом.
По спине текли струйки пота; я обонял этот едкий запах страха и ощутил знакомую горечь во рту, когда адреналин выплеснулся в поток крови.
На стенах заплясали отсветы языков пламени, когда под гробом заполыхал огонь. Провожающие стояли кругом; монахи, прикрывающиеся веерами, вознесли голоса, в которые вплеталась бесконечно грустная мелодия флейты.
Она не шевельнулась, Шода. Она была погружена в свой собственный мир, отрезанный от всего окружения своими спутницами, и ее невозмутимость гипнотизировала - невозмутимость рептилии, создания, которому подчинено все окружение.
Просто повернись и иди к дверям. Здесь они не смогут тебя остановить.
Да, здесь они не рискнут. Они дождутся, пока я не окажусь снаружи - им нужна темнота для своих дел.