Языки пламени вздымались все выше, бросая блики на окрашенные стены; они полыхали ярким пурпуром с зелеными отсветами. Все происходящее было пронизано глубокой красотой, как и должно было быть, и можно считать, что все это звучало зловещей прелюдией к предстоящей жизни; и вот что я хочу сказать редко нам выпадает такая удача, нам, которые вечно кроются в тени: в поле мы суетливые маленькие хорьки, и гибнем мы, корчась в пыли, слыша в последний момент жизни лишь тишину, наступающую, когда смолкает грохот пистолетных выстрелов, или же нас размазывают колеса тяжелого грузовика, или же нас бросают в безымянную могилу, где нам и предстоит истлеть, и так далее; я хочу сказать, что нам не доводится встречать смерть в столь торжественной обстановке - у стен храма, где горят свечи, звучат молитвы и где так величественно выглядит последнее пристанище - вот чем она занималась, и ты это понимаешь: только что она молилась за душу Доминика Эдуарда Лафарджа, а теперь она молится за тебя, взывая к господней милости; она всегда молится перед тем, как убить, разве ты не помнишь, что говорил Чен - я обливался потом, рот у меня пересох, ну и ладно, пора кончать, пора...
Шода шевельнулась. Резкое и неожиданное движение - что заставило напрячься все чувства. Повернувшись, она двинулась к выходу, и ее женщины, чуть раздавшись, тут же сомкнулись вокруг нее, двигаясь с подчеркнутым изяществом хореография высшего класса, отточенность которой я отметил какой-то частью мозга, смутно осознававшего реальность того, что вот-вот должно произойти; но и созерцая то высокое искусство движения, я последними отчаянными усилиями сознания пытался найти щелку, в которую я мог бы проскользнуть, спасаясь от неминуемой смерти.
Теперь она поравнялась со мной, Шода; ее голова чуть повернулась на стройной шее, и она взглянула на меня, после чего, остановившись, застыла в нескольких ярдах от меня; я неотрывно смотрел в глаза моего ангела смерти, в непроглядную темную глубину лучистых глаз женщины, которой суждено стать моим палачом; и теперь-то я вне всяких сомнений был уверен, что она молилась за меня, и в последний момент жизни я обрел мужество.
О, не стоит беспокоиться, я не буду суетиться и метаться из стороны в сторону. Я спокойно выйду, предоставив им возможность наброситься на меня всем вместе, всем скопом, но драться я буду как тигр, можете не сомневаться, я дорого продам свою жизнь - и пусть все знают, что я не буду стоять, склонив шею перед смертельным ударом.
Так что, повернувшись, я пошел из храма, проталкиваясь сквозь собравшихся; нет, я не спешил и даже не ускорил шаг, проявляя уважение к святому месту; я просто шел себе, зная, что она провожает меня взглядом, она, Шода, и зная, что стоит только мне выйти из огромных дверей, как за мной последуют все остальные - те женщины, которые, как я видел, охраняли вход, и, когда, миновав садик при храме, я подойду к черным колоннам кипарисов, там, с глазу на глаз, и разыграется предписанное действо. Холодный ночной воздух охлаждал мое разгоряченное лицо, и в полосе голубоватого лунного света передо мной колыхалась моя же тень, и, услышав шуршание шелка за спиной, я резко повернулся, чтобы увидеть лунные блики на обнаженных клинках.
12. "Рогатка"
- Ближе не подходить.
Никто не шевельнулся.
Я слышал, что самолет, тащивший мишень, снижается.
- Подготовиться, Ли.
Солдат вскинул установку и стал наводить ее по звуку.
- Только не вдыхать выхлоп. В нем окись хлорида.
- Готов, - и солдат нажал спусковой крючок. Я смотрел на мишень, которую буксировал за собой самолет.
- На какой высоте эта штука?
- Три тысячи футов.
Ракета сорвалась с направляющих и быстро стала набирать высоту; сбросив было скорость, она опять рванулась.
- Сработал основной ускоритель, - объяснил нам Хиксон. - Схема предназначена для защиты стреляющего - он срабатывает с таким грохотом, с такими клубами дыма, что зажигание происходит в два этапа. У янки такая схема действует на их "Стрингерах".
Ракета настигала мишень, мы увидели очень яркую оранжевую вспышку, и отточки взрыва во все стороны разлетелся веер обломков.
- Спасибо, Ли.
Хиксон сунул руки в карманы. Мы знали друг друга лишь по именам. В соответствии с инструкциями Пеппериджа, Хиксон не должен знать ничего сверх того, что я штатский гость правительства Таиланда.
- Я спрашивал о высоте потому, что при таком коротком буксировочном конце присутствует определенный риск поразить самолет, а не мишень.
Хиксон отвел глаза; у него было худое, серьезное, как у терьера, лицо.
- Это может случиться отнюдь не потому, что мы не в состоянии точно навести прицел "Рогатки" на тридцати тысячах футов; такая уж природа у этого создания - она нацеливается в самую горячую точку, которую только может определить, да и, кроме того, во время военных действий мишени не буксируются.
Сегодня утром я созвонился с Пеппериджем и попросил его организовать для меня демонстрацию оружия. Коль я выступал в роли представителя оружейной фирмы "Литье Лейкера", то должен знать о "Рогатке" как можно больше.
Я не рассказал ему о посещении храма.
- Во сколько она вам обходится? - спросил я у Хиксона.
- В шесть тысяч фунтов за ракету. Но, учитывая, что с ее помощью можно сшибить самолет стоимостью в двадцать миллионов фунтов, я не считаю, что цена очень уж высока, не так ли?
Не знаю, почему он говорил так, словно оправдывался - то ли из-за цены, то ли его смущало присутствие незнакомого человека, то есть меня. Это были его игрушки, и он хотел знать, кто наблюдает, как он играет с ними. Или же его просто беспокоила утечка из Бирмингема.
Ко мне подошел принц Китьякара.
- Хотите ли вы еще понаблюдать за стрельбами, мистер Джордан?
- Только если вы этого хотите, сэр. Он повернулся к Хиксону.
- Думаю, мы можем запустить еще одну.
В "Рогатке" было нечто привлекательное - ее размер, не больше пяти футов в длину, как-то не сочетался с ее разрушительной мощью; и у меня создалось впечатление, что и Китьякаре, и его главнокомандующему она нравилась не меньше, чем Хиксону. В его распоряжении было пятьдесят зарядов, которые находились под столь строгой охраной, что ничего подобного ранее мне не приходилось наблюдать.
Один из адъютантов передал по рации просьбу запустить еще одну мишень.
Расскажи я Пеппериджу о посещении храма, это его только обеспокоило бы. В каждом задании есть такой этап, когда ты решаешь, стоит ли дать ходу событий весомый толчок или предоставить им идти своим чередом, не потому, что тебя уж очень привлекает авантюра, а потому, что ты взвешиваешь свои шансы, оцениваешь уровень риска, еще и еще раз пересматриваешь все имеющиеся данные и наконец принимаешь решение - пан или пропал; именно поэтому я и решил пойти на похороны Лафарджа. Я предполагал, что там может оказаться Марико Шода, но не был в этом уверен, что и придало мне смелости для принятия такого решения. Я рискнул положиться на то, что мне поведал Джонни Чен.
"Она очень духовная личность. Она молится перед тем, как убить."
Но даже она не могла себе позволить пролить кровь в святом месте.
- ...мистер Джордан?
- Простите?
Он держал у рта маленький ингалятор.
- Раньше в Англии вы видели "Рогатку" в действии?
- Нет, сэр.
- Она произвела на вас впечатление?
- И значительное.
Мы неторопливо прогуливались, стряхивая напряжение; во время выстрела полагалось стоять на месте.
Да, конечно, она пыталась запугать меня. Может, даже не столько запугать, сколько дать понять: в один прекрасный день она обречет меня на смерть. Именно поэтому она и позволила им обнажить ножи прежде, чем остановила их. В тишине, под сенью ночных кипарисов, я услышал лишь ее тихий голос, бросивший несколько непонятных слов - Дно корн! Плои ман вай корн - которые могли означать "Нет. Нет, не сейчас!" или "Оставьте его!", словом, что-то вроде этого. Хотя это не было помилованием. Она всего лишь отложила исполнение приговора.
- Наведение на цель обеспечивается прицелом в носовой части, - объяснял Хиксон, - который обеспечивает вертикальное и горизонтальное смещение по курсу. - Он держал установку, как ребенка, покачивая ее на руках. Пепперидж сказал мне, что Хиксон принимал участие в ее создании.