— Отец, что все это значит? Все в порядке?
— Меня прогнали с пастбища. Береги себя.
Марчант тут же сосредоточился, словно находился не в родном городе, а в иностранном аэропорту. Он быстро спустился в метро, пытаясь понять, что значил этот разговор для него и для его отца. Он знал, что у отца на работе в последние недели была напряженная обстановка. В правительстве стали говорить о некомпетентности британских разведывательных служб, агрессивные журналисты печатали статьи о волне терактов и о том, как мало было сделано, чтобы предотвратить их.
Отец заплатил водителю мини-кеба наличными и заявил, что сам отнесет две сумки своего сына. Стоял холодный декабрьский день, вишневые и яблоневые деревья перед их домом все были покрыты инеем. Тонкая, изогнутая струйка дыма поднималась из трубы. Их поместье состояло из двух коттеджных домиков, соединенных вместе и окруженных лугом и извилистым каменным забором. Это было частное владение, находившееся в полумиле от Тарлтона — маленькой деревушки около Киренчестера. Здесь Марчанта всегда охватывало странное чувство. В детстве, полном постоянных переездов и перемен, дом был единственной постоянной величиной. Сюда они приезжали отдохнуть немного от заграничных командировок. В этом доме когда-то он жил вместе с братом. Все здесь было буквально пропитано атмосферой истинной Англии, и дело было даже не в милых старомодных коттеджах, это место олицетворяло для Марчанта все, что он считал родным домом. Он всегда скучал по запаху свежескошенной травы, осенним кострам и фруктовым садам. И тем сильнее бывало его разочарование, когда он понимал, что уже не сможет воскресить свои детские грезы о туманном Альбионе.
— Я рад, что ты приехал, — сказал отец, проходя через дверь черного хода. — Не против, если мы прокатимся в одно место?
Три минуты спустя они уже мчались по замерзшей равнине на его «лагонде» 1931 года и едва ли могли расслышать слова друг друга за ревом двигателя объемом в два литра. Росший вдоль дороги кустарник был весь в инее, тонкая наледь покрывала черную дорогу. Но Стефан Марчант, казалось, не обращал на это внимания, он кутался в толстый шерстяной шарф, а на руках у него были шерстяные перчатки. Дэниель сидел рядом с ним. Он уже и забыл, как может быть холодно в старой машине.
— Я не доверяю своему дому, — сказал отец, переключая передачу, когда они подъехали к развилке на дороге.
Марчант знал, что в доме была установлена специальная охранная система, которая должна была обеспечивать шефу разведки надежный отдых по выходным дням. Он и представить себе не мог, что теперь эти средства могут работать против него.
— МИ-5? — спросил Марчант, чувствуя удушливый запах горячего масла, который снова вернул ему детские воспоминания.
Между ним и отцом всегда царило взаимное доверие и понимание. Они редко скрывали что-либо друг от друга, и поэтому им нечасто приходилось объясняться. Даже когда Марчанта исключили из школы, его отец не рассердился, ему просто было обидно, что его сына поймали с поличным.
— Теперь я представляю угрозу для национальной безопасности! — крикнул он, отпустил рычаг ручного тормоза и стал набирать скорость, направляясь в сторону Эйвенинга.
Марчант надеялся, что в старости он будет выглядеть так же, как и отец, чьи седые волосы развевались теперь на ветру. У него были густые светлые брови и квадратное лицо с аккуратными чертами. Марчанту всегда казалось, что он напоминал чем-то сову-сипуху. А еще эти знаменитые уши, ставшие их семейной чертой. С возрастом они, казалось, еще больше удлинились и приобрели особую форму. «Уши нашего племени» — так говорил про них отец.
Двадцать минут спустя Стефан Марчант остановил «лагонду» на стоянке у вершины Минчинхэмптон-Коммон, расположенной на выступе с западной стороны холма, откуда открывался вид на Бристоль. Он выключил мотор, и некоторое время они сидели молча и любовались пейзажем, пока от капота их машины шел пар. Внизу под ними простирался Котсуолд, напоминавший ожерелье из заледеневших деревушек, соединенных нитками дорожек, вдоль которых стояли красивые загородные дома, старинные церкви, замерзшие деревья. Темные поля были припорошены снегом.
— Я смотрю на все это и удивляюсь, в каком уголке этой прекрасной страны завелся этот страшный недуг, — начал Стефан Марчант. На кончике его носа выступила капелька пота. — Ты знаешь, что они сказали?
— Расскажи мне, — ответил Марчант, почувствовав волнение в голосе своего отца.
— Они больше не уверены, что мои личные интересы совпадают с интересами страны. Прямо так мне об этом и сказали. — Он замолчал, пытаясь сосредоточиться. — Тридцать лет службы, и теперь я должен выслушивать эту свору сопливых выскочек, которые смеют заявлять мне такое.