— Ничего, а? — спросил Гриэго, осушив одним глотком полбутылки.
— Неплохо, — кивнул Рамон.
— Значит, опять в глушь намылился?
— На этот раз серьезно, — ответил Рамон. — Вернусь богачом. Погоди. Сам увидишь.
— На твоем месте я бы об этом не мечтал, — заметил Гриэго. — Лишние деньги губят таких, как ты и я. Господу угодно, чтобы мы оставались бедняками, иначе он не создал бы нас такими поганцами.
Рамон ухмыльнулся в ответ.
— Тебя, Мануэль, может, и поганцем. Он просто не хочет, чтобы я отнимал всякое дерьмо у других. — На мгновение перед глазами его мелькнул образ европейца, из раскрытого рта которого стекала струйка крови, и он нахмурился.
Гриэго покачал головой.
— Снова за старое, а? «На этот раз»… Сколько раз ты мне это говорил? — Он ухмыльнулся. — В точности, как перед каждым твоим отъездом.
— Угу, — кивнул Рамон. — На этот раз все по-другому. Как всегда.
— Ну, тогда ступай с Богом, — вздохнул Гриэго, и улыбка его померкла. — Все суетятся. Пытаются доделать все начатое. Со своим ранним прилетом эти чужие нас со спущенными штанами застанут. Хотя забавно: мало кто сейчас из города улетает. Скорее наоборот: почти все собираются со всех сторон, ждут корабли. Все, кроме тебя.
Я кажусь подозрительным, подумал Рамон. Словно бегу от чего-то. Он настучит в полицию, и мне кранты. Он сжал бутылку с такой силой, что заболели пальцы.
— Это все Елена, — объяснил Рамон, надеясь, что его полуложь покажется достаточно убедительной.
— А-а, — рассудительно кивнул Гриэго. — Так я и думал, что дело в чем-нибудь таком.
— Она снова меня выставила, — добавил Рамон, стараясь казаться несчастным беспризорником, несмотря на переполнившее его облегчение. — Поругались из-за этого парада. Ну, горячились чуть больше обычного, вот и все.
— Она знает, что ты уматываешь?
— Думаю, ей наплевать, — сказал Рамон.
— Ну, пока, может, и наплевать. Но ты улетишь, а она недели через три решит, что все прощено и явится с расспросами ко мне.
Рамон хихикнул, припомнив случай, на который намекал Гриэго. Впрочем, тот ошибался. О примирении тогда речи не шло. Елена уверовала в то, что Рамон, улетая в поле, захватил с собой женщину. Она продолжала беситься до тех пор, пока не обнаружила, что девица, в которой она заподозрила соперницу, никуда не делась из города и, более того, спуталась с одним из магистратов — впрочем, даже после этого она продолжала дуться. Рамону пришлось ухлопать почти половину заработанных в той вылазке денег, покупая пиво и каф всем своим деловым партнерам, которых она достала за время его отсутствия.
Гриэго даже не улыбнулся в ответ.
— Ты хоть понимаешь, что она психопатка? — спросил старик.
— Бывает, бесится, — отозвался Рамон с легкой улыбкой, пробуя ее на лице, как примеряют новую рубашку.
— Нет, которых просто бесятся, я знаю. Елена, так ее маму, loca.[5] Помнишь, тебе нравилась совсем другая девица? Как, бишь, ее звали?
— Лианна? — с сомнением в голосе спросил Рамон.
— Ага, она самая. Ну, с северной окраины. У тебя ведь с ней что-то было, так ведь?
Рамон вспомнил те дни — он тогда был моложе и только-только прилетел в колонию. Да, была такая женщина с кожей цвета кофе с молоком и смехом, одних звуков которого хватало, чтобы стать счастливее. Может, он даже скучал по ней с тех пор раз или два. Но и это имело свою адскую сторону. Рамон почесал шрам, перечеркивавший его живот. Гриэго повел бровью, и Рамон хохотнул.
— Она… Нет. Нет, она не такая. Между такими, как она, и такими, как я, ничего и быть не может. И не дай бог, чтобы Елена услышала от тебя, что это не так.
Гриэго огорченно помахал в воздухе бутылкой. Рамон сделал еще глоток. Насыщенный, грубоватый вкус пива отвлекал его от других мыслей. «Интересно, — подумал он, — насколько оно хмельное, это пиво?»