Узнав эту новость, Ровена изменилась в лице.
– Лорд Веллингтон ставит свою армию в крайне невыгодное положение. Как же его усталые солдаты, преодолевшие занесенные снегом Пиренеи, смогут сражаться с хорошо отдохнувшими вражескими полками в далекой Тулузе?
Враг... Противник... В сердце Ровены слова эти отдавались болью. О людях, сражающихся в армии маршала Сульта, она уже не могла думать как о свирепых каннибалах, жаждущих крови молодых английских парней, ведь там были такие же юноши, как Тьес и Феликс, как Андре и Пьер Дегу. Она не могла желать им поражения, так же как и не могла представить себе, что Тарквин может принять смерть от рук одного из ее соотечественников.
Усилием воли Ровена отогнала эти мысли. Она стала думать о Шартро – усадьбе, которая в конечном счете не предала ее и не обманула. Несмотря на трудности военной поры, длившейся уже почти двадцать лет, тут почти ничего не изменилось и не утратило своего очарования. Может быть, только фасад каменной кладки выветрился чуть сильнее, чем раньше, да четырехугольные полоски земли во внутреннем дворике, прежде засеянные травой и подстриженные, заросли буйными сорняками. Этим некому было заниматься с тех пор, как садовник Луис был убит в битве при Сьюдад-Родриго. Однако лебеди до сих пор плавают среди кувшинок у запруды, перегородившей узкий рукав реки Шаранты. Все это сделал еще ее дед. Фруктовые сады до сих пор приносили щедрые дары, из которых делались варенья и джемы, а погребки были заполнены бочонками с винами марки Бордо, вишневыми и сливовыми наливками. Жители селения и владельцы солидных вилл называли усадьбу просто – Большой дом. «Просторный, уютный, красивый, обжитой с детства дом, – с теплотой думала Ровена. – Полная противоположность мрачному, холодному замку Лесли» Отвернувшись от окна, она медленно побрела в гостиную, где тетя Софи рассеянно с ней поздоровалась и пробормотала что-то насчет обеда.
– Бедняжка маман, – заметила Жюстина, вошедшая вслед за кузиной. – Она вечно забывает, что подкрепиться у нас особенно нечем, а посему и не имеет смысла планировать меню.
– Но ведь она всегда находит для себя занятия, не правда ли?
– То же самое можно сказать и о вас, – заметила Жюстина с мягкой улыбкой. – Вы такая же неугомонная, как Симон и маман. Но, мне кажется, это не так уж и плохо в наше беспокойное время, – добавила она, заметив, как краска смущения появилась на щеках Ровены. – Симону, несомненно, требуется ваша помощь на винокурне, а вы ведь вовсе не чуждаетесь тяжелой работы, не так ли? Я не думаю, чтобы вы серьезно относились к мнению маман, полагающей, что девушке не подобает работать.
– Конечно же, мое мнение расходится с мнением твоей мамы, – согласилась Ровена, и обе рассмеялись.
Подобно своей сестре Мадлене, Жюстина была стройной и загадочно красивой. У нее были карие глаза, большие и влажные, как у лани, и каштановые волосы, образующие вокруг ее маленькой головки чудесный ореол. Даже Ровена время от времени любовалась ими с тайной завистью.
– Знаешь, Жюсси, – внезапно обратилась она к кузине, – я думаю, что Симону вовсе ни к чему винить себя за войну, развязанную Наполеоном, и за его просчеты. Не в его силах было изменить ход событий. Тете Софи тоже не следовало бы терзаться напрасной виной. Наше положение все же не так безнадежно, как положение тех крестьянских женщин, которые потеряли все!
– Думаю, вы правы, – грустно согласилась Жюстина, – и мне хотелось бы, чтобы и Симон понял это...
– Симон однажды предупредил меня, что жизнь в Шартро сильно изменилась по сравнению с тем, какой она была прежде, – начала она медленно. – Конечно же, изменилась. Но это вовсе не значит, что мы покорно и безропотно должны мириться с нашей судьбой и сидеть сложа руки.
Взять, например, Симона. Кстати, куда это он исчез как раз перед самым обедом?
– Я думаю, он на винокурне, – сказала Жюстина, подходя к окну.
– Но ведь он ушел туда с раннего утра! – недовольно сказала Ровена. – Когда это все кончится?
– Не знаю, – беспомощно ответила Жюстина. Ровена поджала губы.
– В таком случае придется вмешаться мне. Через некоторое время Симона и Ровену де Бернар можно было видеть вместе: они ехали по направлению к парку. Думая, что он угодил сестре, согласившись прокатиться с ней на лошадях, Симон растерялся, когда Ровена стала упрекать его в скрытности, убеждая доверить ей хотя бы часть его забот.
К удивлению Ровены, Симон не стал сопротивляться. Вероятно, он внутренне уже был готов поделиться с сестрой своими мыслями и проблемами, поэтому стал говорить обо всем подряд, перескакивая с одной темы на другую.
– У тети Софи, конечно же, добрые намерения, и она старается ради нас, – в частности, сетовал он, – но меня раздражает, что она не хочет видеть и признавать тех изменений, которые произошли в Шартро. Взять, к примеру, обед. Конечно, того изобилия продуктов, которое было раньше, нет и в помине. Однако сервировка стола осталась прежней. Блюда подаются на изящной фарфоровой посуде, к ним – соответствующие марки вин. Белье должно быть свежим, выглаженным и меняться каждую неделю. Столовое серебро даже при малейшем намеке на пятнышко должно очищаться до блеска. Бедной фрау Штольц приходится трудиться как пчелке!
– Тетя Софи живет в прошлом, – сказала Ровена. – Все ее воспоминания сводятся к роскошным балам и вечерам, которые устраивались в Шартро, когда еще были живы папа и мама.
– А о том, что нам прислуживала целая армия горничных и ливрейных лакеев, тетя забывает. Как она не хочет понять, что те времена прошли и не вернутся, что теперь нужно думать о том, как жить дальше, чтобы выжить!
– И ты, работая с такой самоотдачей на винокурне, хочешь показать тете, как нужно бороться за выживание?
– Тебе бы только зубоскалить! Поневоле сдают нервы, когда видишь, что работе конца краю не предвидится!
– Симон, я все понимаю и верю в тебя.
– Это правда? – он с признательностью крепко сжал ей руку. – Ты действительно веришь в меня?
– Почему же я не должна верить? Разве ты не из рода де Бернаров?
Симон улыбнулся Ровене, и в дружественном молчании они повернули на тропу, ведущую к виноградникам. Аккуратные ряды виноградной лозы змейками извивались вверх и вниз по склону. За виноградниками, там, где низкие холмы сползали в долину, лениво текла заросшая водорослями речка, на берегу которой была выстроена каменная церковь со шпилем и виднелись выложенные из красной черепицы крыши домов Шарт-ро-сюр-Шаранта. В глазах Симона появился горячий блеск, когда он окинул взглядом землю своих предков.
– В настоящий момент эта земля принадлежит дяде Анри, – сказал он Ровене. – Он был назначен опекуном, когда отец умер. Но через два года мне исполнится двадцать один год и я войду во владение имением.
– И у тебя есть планы в отношении усадьбы? – спросила Ровена с улыбкой.
– Да, – сказал он мягко. – У меня есть несколько собственных идей.
– Расскажи мне о бабушке, – попросила Ровена. – Была ли ее кончина мучительной?
– Не думаю. Перед тем как слечь в постель, она несколько дней чувствовала себя очень усталой, но ни на какие боли не жаловалась. Мне кажется, что она просто устала от жизни.
– По-видимому, она чувствовала себя очень одинокой. Ведь она вдовствовала столько лет! И рано потеряла свою любимую дочь...
– Тетя Софи с точки зрения бабушки никогда не была способна заменить маму, – согласился Симон, – хотя бабушка первой предложила ей остаться жить в доме после маминой смерти. Я думаю, что тетя Софи только перестала ее раздражать. Хотя я и люблю ее нежно, однако следует признать, что она временами становится ужасно пустоголовой. Что же касается Мадлон... – он засмеялся. – У дяди Анри голова идет кругом, и я не удивляюсь, что он так часто находится в отъезде, ведь от нее рехнуться можно. Бабушка имела обыкновение говорить, что воспитывать и поднимать на ноги девочек неизмеримо труднее, чем мальчиков.