Эта мысль, казалось, вернула тетю Софи к жизни, и она наклонилась, чтобы собрать свое шитье.
– О, майор Йорк, будьте добры, подайте мне те ножницы. Спасибо. Жюсси, теперь, когда я закончила скатерть, может, ты дашь мне свою шаль? Припоминаю, что видела с краю дырочку и буду счастлива... Да, Тереза, что такое?
– О, прошу прощения, мадам, – задыхаясь, произнесла Тереза, ворвавшись в комнату. – Знаю, что должна была постучать, но там... человек снаружи спрашивает майора Йорка. Он настоял на том, чтобы подождать в холле, хотя я не хотела его впускать. Он... он...
Мягкий смех Тарквина прервал ее.
– Не тревожьтесь, Тереза, он безвредный. Я пойду к нему сам.
– Да, месье. Мерси, месье, – Тереза испытывала видимое облегчение.
– Это может быть Исмаил, – подумала Ровена. – Никто, кроме него, не производит на людей такого впечатления, и Тереза не исключение. Она отложила книгу в сторону.
– Тереза, пожалуйста, проследите, чтобы ординарцу майора Йорка предложили поесть чего-нибудь горячего. Но это не должно быть приготовлено со свининой или с вином. И проследите, чтобы ему приготовили комнату для ночлега.
– О, дорогая, – сказала тетя Софи с внезапным волнением, – это не тот ли араб? Может быть, ему следует расположиться на ночь в конюшне?
– Нет, – ответила Ровена, наклоняясь, чтобы поцеловать ее в щеку. – И вы не должны бояться его, тетя. Обещаю вам, что он не ест европейцев.
– Ровена, ты дразнишь меня! – возмущенно воскликнула тетя Софи, но ее племянницы уже и след простыл.
Исмаил действительно прибыл после долгого пути верхом, усталый и продрогший.
Где-то на дороге между Сентом и Шартро от резкого порыва ветра он потерял свой тюрбан, и Ровена вполне могла понять испугавшуюся Терезу, так как его вьющиеся черные волосы ниспадали до самых бровей, что придавало ему еще более дикий и экзотический вид, чем прежде. Он тихо говорил что-то Квину, но, когда в коридор вышла Ровена, сразу замолчал и почтительно приветствовал ее:
– Добрый вечер, мэм-саиб. Я привез письмо для вас и для вашей тети, – он говорил, как обычно, по-английски. – Во вторник днем я получил вызов от вашего дяди, перед тем как покинуть Париж.
– Во вторник? Это невозможно! Никто не способен проделать этот путь быстрее, чем за... – Ровена внезапно оборвала фразу, переводя взгляд с Исмаила на Квина.
– Что-нибудь случилось? – спросила она, затаив дыхание. – Вы собирались поехать в Англию. Почему вы вместо этого приехали сюда? Что-нибудь случилось в Париже? С герцогом Веллингтоном?
Исмаил перевел глаза на Тарквина. Тот молча пожал плечами.
– Произошла еще одна попытка покушения на жизнь посла, мэм-саиб, – ответил Исмаил. – Это случилось на следующий день после вашего отъезда, на Марсовом поле. И теперь все в правительстве согласились, что его нужно сейчас же отозвать. Я почувствовал что будет правильно сообщить об этом майору Йорку немедленно.
– Что думает по этому поводу Кабинет? – спокойно спросил Тарквин.
– Еще неизвестно. Лорд Ливерпуль осуществляет свои полномочия в венской миссии, другие отдают распоряжения в войсках Северной Америки. Третьи надеются, что он сам оставит этот пост и вернется в Англию.
– Веллингтон никогда не согласится на трусливое отступление, – резко заметил Тарквин.
– Тогда что же они сделают с ним? – спросила Ровена.
– Шли разговоры – пока еще только разговоры! – что Веллингтон заменит лорда Каслри, когда тот покинет Вену в конце года, – сказал Исмаил.
Ровена постаралась сохранить спокойное выражение лица, хотя была потрясена до глубины души. Вена! Но это так далеко отсюда! Больше недели пути через морозные пространства Европы! И если герцога Веллингтона пошлют в Вену, то, конечно, Квин поедет с ним...
– Вашему брату не лучше? – осторожно спросил Исмаил.
– Нет, – сухо ответил Тарквин. – Что ты сделал с письмами, которые я просил доставить в Лонгбурн?
– Я дал их полковнику Торрену, который отправлялся в Кале в то же утро, когда я покинул Париж. Он обещал вручить их лично, и вы знаете, что он человек слова, саиб.
– Ай, – проворчал Тарквин. – Теперь иди спать, Исмаил. Ты выглядишь усталым. Утром мы отправимся в Париж.
– Квин, нет! – неведомо как вырвалось у Ровены.
Они оба обернулись, и она почувствовала, как краска бросилась к ее щекам. Она заставила себя говорить спокойно.
– Останьтесь еще на несколько дней, пожалуйста. Вы слышали, Исмаил сказал, что ничего еще окончательно не решено. Скорее всего герцог не будет отозван со своего поста по крайней мере до конца месяца. И доктор Мюэ определенно подозревает, что состояние Джейми изменится в ближайшие дни.
Тарквин ничего не сказал. Он вдруг ощутил сильную боль в ноге.
Было ли это предостережением против поспешного решения? Эта же самая борьба между домом и долгом остро пронзила его, и он отвернулся, но прежде Ровена увидела на его лице отпечаток страдания и боли. Она ощутила странный толчок в сердце.
– Вот как он будет выглядеть, когда состарится, таким изношенным и таким усталым, – подумала она.
– Очень хорошо, – резко сказал Тарквин. – Мы останемся на день или два.
И, не произнеся больше ни слова, он выпрямился и захромал мимо них. Ровена была в смятении.
– Исмаил...
– Я пойду с ним, – успокоил ее патан. – Не бойтесь, мэм-саиб.
Попрощавшись с большой учтивостью, он быстро спустился в холл и вскоре пропал в темноте.
Глава 19
Ровена сидела на скамеечке для ног рядом с кроватью Джейми. Огонь потрескивал за каминной решеткой позади нее, прогоняя прочь всякую простуду, чтобы умирающему в его постели с балдахином было легче дышать. На улице опять шел дождь, и оконные стекла были мокрыми от стекавшей по ним воды. Было второе воскресенье рождественского поста. Жюстина отправилась в Шартро-сюр-Шарант со своей матерью и фрау Штольц для того, чтобы посетить церковь, спеть гимны, славящие пришествие Христа. Полина и Мари, будучи католичками, получили разрешение послушать мессу в Коньяке, и только Тереза осталась помогать Ровене. Но ей ничего не было нужно. За все утро Джейми не пошевелился и не издал ни звука, и Ровена ближе придвинула свою скамеечку, в надежде более определенно убедиться, что он еще дышит. В течение последнего часа она пыталась читать, но обнаружила, что волнующие мысли постоянно отвлекали ее.
Доктор Мюэ вчера приезжал проведать Джейми. После осмотра он покачал головой.
– Мне нет необходимости приезжать снова, – сказал он.
Ровена шевельнулась, и книга соскользнула с ее колен, упав на ковер с глухим стуком. Она нагнулась, чтобы поднять ее, и вздрогнула, услышав шепот, донесшийся с кровати.
– Жюсси?
Это был ясно различимый звук, но она тем не менее наклонилась ближе. Ее горло сжалось: Джейми впервые попытался заговорить с тех пор, как впал в кому четыре дня назад.
– Это Ровена, Джейми. Что я могу сделать для тебя?
– Пить... Хочу пить...
Руки Ровены тряслись, когда она наливала воду из кувшина. Приподнять его было нетрудно. Он так сильно похудел за последние недели, что казался не тяжелее ребенка. Его адамово яблоко задвигалось при глотании, и, когда Ровена положила его обратно на подушки, она увидела, что его глаза все еще открыты. Ее сердце забилось быстрее. Они были ясные, понимающие.
– Я ранен, – прошептал Джейми. Потрескавшиеся губы слегка задвигались.
– Я знаю, – мягко сказала Ровена. Она поправила одеяло вокруг его исхудавшего тела. Доктор оставил настойку опиума, хотя они еще не давали его ни разу. Джейми казался избавившимся от боли, ото всего, до конца дней. Но он ясно понимал, что ранен. Должна она послать за врачом или нет? Но где же Тереза!
– Я собираюсь поправиться, – снова прошептал Джейми. Воздух хрипел в его груди, когда он говорил.
– Тише, – убеждала Ровена. – Не тратьте ваши силы. Закройте глаза.
– Поговорите со мной, Ровена. Пожалуйста...
Испуганная, она начала рассказывать ему, какой был день, что все они делали за последнее время: что на прошлой неделе приехал Пир Исмаил Хан и что Тарквин все еще здесь, что Мадлон и дядя Анри написали ему из Парижа.