Пальцы Ровены расстегнули его брюки, затем пуговицы на его рубашке, раздевая его с той же самой поспешностью.
Для них не было необходимости говорить, спрашивать о том, что приятно другому и что нет.
Их знание друг друга было почти совершенным, и каждый умел пробудить наиболее чувственный отклик одним взглядом или прикосновением.
Квин хорошо обучил ее искусству любви, и, поскольку Ровена была, в свою очередь, глубоко любящей женщиной, она откликалась на каждую ласку с пылом, превосходившим его воображение.
Пронзенная его любовью, она извивалась в бессильных конвульсиях, сознавая в этот момент, что ничто не может сравниться с ее любовью к этому человеку. Их души, как и их тела, казалось, растворились, слились в одно целое и воспарили в нем, обнимая друг друга, сознавая в своих сердцах, что коснулись забвения.
Глава 21
– Любовь моя, боюсь, у меня плохие новости. Мы в конце концов не едем в Вену.
Ровена, встревожившаяся было при первых словах Тарквина, облегченно расслабилась. Сидя на маленьком пуфе в спальне, она отбросила расческу и протянула мужу руки.
– О, Квин, это чудесно! Мне гораздо больше хочется остаться в Париже.
Тарквин подошел к ней, улыбаясь ее отражению в зеркале напротив и собираясь поцеловать изгиб ее обнаженного плеча. Ему нравилось видеть ее в пеньюаре, хотя сам он был уже давно одет для завтрака с послом и его свитой.
Обычно Ровена не просыпалась так поздно, но свадьба и бурный прием утомили ее, и потом, когда они остались одни в их уютной и теплой комнате, Квин любил ее так пылко и так много, что звезды на небе уже склонились к горизонту, когда они наконец заснули.
– Ты, похоже, не слишком разочарована тем, что мы не едем, – заметил Тарквин.
– Почему я должна быть разочарована? – удивилась, улыбаясь, Ровена. – Должна признаться, что мысль о переключении твоего внимания на красивых австрийских дам внушала мне сильное беспокойство.
Губы Квина восхитительно-медленно поднимались к шее Ровены.
– Скажи, неужели ты думаешь, что теперь я буду смотреть куда-нибудь еще, кроме собственной постели?
– Я начинаю думать, что нет, – согласилась Ровена, так как теперь Квин наклонился над ней, развязывая пояс на ее пеньюаре. – Исмаил ждет нас с завтраком, – попыталась она воспротивиться, когда халат соскользнул на пол.
– Мы поженились только вчера, – заметил Квин, его дыхание согревало ее щеку. – Разумеется, Исмаил должен понимать, что новобрачные не собираются показываться весь день.
– Ты сам не веришь тому, что говоришь. Ты уже несколько часов как на ногах, даже ездил завтракать без меня!
– Ну, я просто хочу снова доказать тебе свою любовь, – сказал Квин со вздохом и, без предупреждения подхватив Ровену с пуфа, положил на кровать, прижав ее к себе так, что ее маленькие ягодицы оказались напротив его бедер.
Вздохнув, Ровена обняла его за шею, и глаза ее сияли как звезды, когда он опустил ее спиной на подушки.
– Неужели, майор, – прошептала она, – вы собираетесь любить меня после того, как прошло всего лишь несколько часов?
Тарквин, усмехнувшись, снял туфли.
– Вы просто должны знать, что вышли замуж за человека с ненасытным аппетитом, моя дорогая.
Наклонив голову, он поцеловал ее, его горячий язык впаивал свежесть ее рта.
Ровена снова вздохнула, ощущая знакомое движение страсти, поднимающееся из глубины ее существа..
Много позже, когда они пили кофе в тепле салона первого этажа, она вспомнила, о чем раньше сказал ей Квин. И в удивлении приподняла брови.
– Почему же мы не едем в Вену? Артур Уэлсли изменил свое мнение о необходимости поста иностранного секретаря?
– Нет, он уезжает туда сегодня, как собирался. Я получил новое назначение.
. Ровена отставила свою чашку в сторону.
– Но не в армию? – протестующим тоном спросила она, затаив дыхание.
– Э... ну, почти...
– О, Квин, нет! Я не позволю этого! Он попытался улыбнуться.
– Не беспокойся так, любовь моя. Я уверяю тебя, что не собираюсь возвращаться в действующую армию.
Он кивнул Исмаилу, собиравшемуся выйти из комнаты.
– Останься, брат. Это будет интересно и для тебя.
Две пары глаз сразу уставились на него, и Тарквину не удалось спрятаться за улыбку.
– Я буду бригадиром девятого кирасирского, – сказал он им. – Веллингтон сообщил мне эту новость сегодня утром.
Наступила тревожная тишина.
– Но ведь это французский полк! – запротестовала Ровена.
– Я знаю. Но Людовик недавно просил конгресс разрешить назначать офицеров союзных войск в его полковые подразделения и...
– И ты будешь одним из них? – холодно спросила Ровена, в то время как Исмаил неодобрительно замычал.
Тарквин хмуро ответил:
– Да, я. В этом есть что-нибудь дурное?
– Конечно, еще бы! Почему Людовик решился на это? Он что, больше не доверяет собственной армии?
– Мэм-саиб мудрая, – пробормотал Исмаил.
– Вы оба видите в этом нечто большее, чем есть на самом деле, – раздраженно сказал Тарквин.
Ровена смотрела на него с озабоченным видом.
– Мы? Когда каждый в Париже согласится с тем, что угроза бонапартистского переворота во французской армии совершенно реальная возможность?
– Девятый кирасирский полк никогда не был частью наполеоновской императорской гвардии, – терпеливо напомнил Квин. – Действительно, все его регулярные части оставались стойкими роялистами, особенно кирасиры, – выражение его лица смягчилось, и он потянулся через стол, чтобы взять руку Ровены. – Уверяю тебя, что это только символическое назначение, масштаб совместных действий будет определяться правительствами стран-союзниц. Никто из нас не будет принимать участия в активных действиях, никому не будет приказано покинуть Париж для маневров. Возможно, я буду проводить время в штабе, просто перекладывая бумаги, как и мои французские коллеги. Ну, теперь это по-прежнему выглядит очень опасным?
– Надеюсь, нет, – ответила, продолжая сомневаться, Ровена.
– Конечно, нет.
Тарквин допил остатки кофе и откинулся на спинку стула:
– Теперь расскажи мне, что ты собираешься делать утром?
– Я собиралась поехать в магазин за муфтами и перчатками с Евгенией Бурбулон, но теперь, когда мы не едем в Вену, я не уверена, что они мне нужны.
– Я должен встретиться с генералом Монтферраном через полчаса, – сказал ей Квин. – Почему бы тебе не назначить встречу где-нибудь еще и затем присоединиться ко мне во время ленча?
Ровена оживилась, начиная видеть хорошие стороны в новом назначении Квина. Вена со всем ее великолепием в действительности никогда не привлекала ее. Она с большим удовольствием предпочитала остаться здесь, в Париже, вблизи Шартро и своей семьи, чем ехать в Австрию. И если описанная Квином деятельность по перекладыванию бумажек соответствовала истине, то на этом новом посту он сможет уделять ей больше времени, чем если бы находился в изменчивом окружении императорского Шёнбрунского дворца.
– Подъехала карета, – сказал Исмаил, глядя в окно.
– Это Евгения, – Ровена встала, зашуршав юбками.
– До встречи, моя любовь, – прошептал Квин, вставая из-за стола, чтобы поцеловать ей руку. – Мы сможем встретиться в два часа у Тортони?
Выпрямившись, он сжал ее пальцы, как будто хотел задержать поцелуй внутри, и, перед тем как выпорхнуть из комнаты, Ровена мило улыбнулась ему.
Когда она вышла, Квин опустился на стул и прижал ладони к глазам.
– Кофе, Исмаил.
Большой патан не двинулся с места. Вместо того чтобы выполнить приказ, он, скрестив руки на груди, хмуро уставился на Квина.
– Почему ты лгал мэм-саиб? – требовательно спросил он.
Тарквин вздохнул.
– Потому, что известие о том, что Наполеон бежал с Эльбы, достигло Парижа прошлой ночью.
Наступила тишина.
– Ты в этом уверен? – спросил, все еще не веря, Исмаил, переходя на пушту.
– Веллингтон получил это известие от короля сегодня утром на рассвете. Кажется, Наполеон бежал с острова на прошлой неделе в маленькой шлюпке.