— Простите, мисс, — забормотали они нестройным хором и попятились. — Рады были познакомиться!
Милли весело прокричала им вслед:
— Счастливо, ребята! Сберегите для меня моего Дэвида в целости и сохранности! Обещаете?
— Конечно, мисс…
— Просто Милли!
Она решила назваться собственным именем, чтобы простодушный Дэвид ничего не перепутал. Не одна же она Милли на белом свете! Тем более ей никогда уже не стать женой знаменитого писателя Майкла Кэрринга…
— Ты волшебница! — восхитился Дэвид шепотом. — Как ты умеешь сочинять на ходу! Кто ты на самом деле?
— Волшебница, — подтвердила она. — И чудеса начнутся сегодня же… Руку даю на отсечение, что уже вечером эта… Как ее?
— Энни?
— Ну да. Она попросит тебя чем-нибудь ей помочь. Вот увидишь!
Вечером того же дня, когда Милли за рюмочкой хереса живописала хохочущей Барбаре произведенный ими фурор, позвонил Дэвид. Захлебываясь восторгом, он провопил в трубку, что только что к нему заходила Энни и попросила его поупражняться с ней во французском.
Милли даже подавилась хересом:
— В чем поупражняться?!
И они с Барбарой дружно покатились со смеха. Дэвид возмутился:
— О чем это вы подумали, интересно знать?!
— О том же, о чем и Энни! — выкрикнула Милли.
— До нее просто дошел слух, что моя невеста — француженка!
Барбара улыбнулась:
— Как я кстати выучила тебя этому чудному языку. Ты хочешь поговорить с Милли, сынок?
— Ну конечно, — отозвался Дэвид.
Хотя Милли показалось, что он не так уж и горел желанием общаться с ней сейчас, когда в его жизнь уже вошла Энни. Это ее ничуть не обидело. Перехватив трубку, она весело спросила:
— Эй, Дэвид! Я волшебница, правда?
И он откликнулся уже радостно:
— Правда. Ты волшебница!
«Только себе я что-то не могу наколдовать ничего хорошего». — Ей вдруг расхотелось веселиться. Но, приличия ради, она еще немного поболтала с Барбарой о ее замечательном сыне. Потом поднялась к себе в комнату и приняла таблетку снотворного, чего обычно не делала. Ей хотелось скрыться в самой пучине сна от каких бы то ни было видений.
Но из самой глубинной тьмы внезапно проступили знакомые черты.
— Майкл, — простонала она. — Иди ко мне, Майкл.
Однако он только смотрел на нее и молчал. В его взгляде Милли чудилась укоризна. И ее жег этот взгляд, он заставлял ее крутиться на постели, пытаясь спрятаться от стыда за себя.
— Ты не Майкл! — догадалась она. — Ты всего лишь портрет, который я сама же и написала.
Но его губы вдруг шевельнулись.
— Зачем ты сделала это, Милли? — слышалось ей. — Разве ты не знаешь, что предавать любовь мерзко, пошло? Ты искала счастья, но ничем не хотела поступиться ради него. Тебе нужно было всего лишь усмирить свою плоть. Разве это такое уж невыносимое испытание?
— Прости меня, Майкл. — Она чувствовала, как ее веки увлажняются, но не могла вытереть слез, потому что руки отказывались ей служить, точно были пригвождены. За преступление, которое она совершила против любви.
Майкл качнул головой:
— Какой смысл в прощении, если нет веры? Я больше не верю тебе, Милли. И никогда не поверю. Ты ненадежный человек.
— Но ведь ты простил меня за художника.
— Тогда я разделил с тобой вину. Я сам спровоцировал твою измену, и мне хватило ума это понять. Но я не подталкивал тебя к Дэвиду. Ничего подобного!
— Да ведь ты же не знаешь про Дэвида! — закричала Милли и проснулась.
Все тело ее было мокрым, будто она металась в лихорадке, а постель совершенно смятой. Перевернувшись на живот, она уткнулась лицом в подушку и зарыдала так, слово только что получила весть о смерти Майкла. Отчасти так оно и было.
— Милли! — Барбара постучала в дверь. — Что с тобой, девочка? Ты плачешь? Мне можно войти?
Но Милли не могла вымолвить ни слова. Ее горло было сведено спазмом, и ей казалось, что она вот-вот задохнется. Распахнув дверь, Барбара быстро подошла к постели и рывком перевернула Милли на спину, потом приподняла ее и чуть встряхнула.
— Очнись! Перестань же, Милли! Он ведь жив-здоров, с ним ничего не случилось. И я ни за что не поверю, что он способен отказаться от любви такой девушки, как ты… Ну же! Прекрати плакать. Умойся и позвони ему.
— Нет! — закричала Милли и вырвалась из рук Барбары.
Вскочив с постели, она отбежала к окну и стиснула кулачки.
— Оставьте меня, Барбара, умоляю вас! Вы чудесная женщина, я вас очень люблю, но вы ничем не можете мне помочь. Так лучше и не мучьте. Я сейчас успокоюсь. Только никогда… никогда больше не заговаривайте со мной о Майкле.