Лесли молчала, и тогда он начал медленно подбираться к ней.
— Лесли, я должен знать. Не мучай меня. Они живы?
— Бобби жив.
— А Жанет?
Лесли ответила не сразу.
— Ее может спасти только чудо.
— Я тебе не верю! Ты говоришь так специально, чтобы испугать меня. Нетвердо держась на ногах, он бросился к ней. — Ты всегда ненавидела меня, и вот теперь ты пытаешься отомстить мне!
— Прекрати паясничать!
— А я не паясничаю! — выкрикнул он. — И тебе все равно не удастся запугать меня. Я позову другого врача — настоящего специалиста. Я заплачу ему любые деньги — любые! Она не должна умереть! Я не позволю ей умереть!
Его крик становился все громче, и Лесли дотронулась до кнопки звонка на стене. Когда в кабинет вошла медсестра, она устало указала ей на Тода.
— Пойдемте со мной, сэр, — предложила ему девушка.
— Никуда я не пойду! Я никуда не пойду, пока мне тут не скажут всей правды.
— Я уже тебе все сказала, — тихо проговорила Лесли, — но ты не пожелал мне поверить.
Еще мгновение он просто смотрел на нее, а затем лицо его исказилось, и он обхватил голову руками.
— Это неправда — я не верю! Ты все врешь!
Лесли отвернулась.
— Сестра, уведите его отсюда.
Поддерживая под руку, и слегка подталкивая, медсестра увела Тода из кабинета, а Лесли отправилась в палату к Жанет. Рядом с кроватью Жанет уже стоял доктор Грейнсфорд, и Лесли молча смотрела, как он заканчивает осмотр.
— И каковы ее шансы?
Грейнсфорд помедлил с ответом.
— Я не могу вводить вас в заблуждение. Тем более, что вам это известно не хуже моего. — Он отвернулся. — Я сомневаюсь, что она доживет хотя бы до утра.
Кровать Жанет была отгорожена ширмами, и теперь Лесли сидела посреди этого крохотного островка приглушенного света, не сводя глаз с сестры. Рано утром медсестра принесла ей чашку чая, и она залпом опрокинула ее в себя, как будто даже радуясь той боли, что обожгла ей горло.
Уже начинало рассветать, когда к Жанет наконец вернулось сознание. Сначала она смотрела по сторонам не видящим взглядом, пока наконец ее глаза не остановились на склонившейся к ней Лесли.
— Все хорошо, дорогая. Была авария, а теперь ты в больнице.
— Бобби? Он… он ранен?
— У него сломана нога, а так с ним все в порядке.
— А ты — ты в этом уверена?
— Клянусь. Только не надо волноваться. С Бобби и Тодом все в порядке.
— Мне плевать на Тода… Бобби… Я не переживу, если он будет мучиться. Я…
— Тише, дорогая. Не разговаривай. Тебе нельзя разговаривать.
Жанет закрыла глаза и Лесли уже начала думать, что она, должно быть, опять потеряла сознание, но тут веки снова поднялись.
— Должна сказать… Теперь уже все равно…, — лицо Жанет исказилось от боли. — Мне не долго осталось, Лесли… пообещай, что ты позаботишься о Бобби… больше у меня никого нет… Пообещай.
— Ну конечно же, дорогая, — грустно согласилась Лесли. — А теперь, пожалуйста, не говори больше ничего.
В рассветной полутьме было видно, как Жанет слегка взмахнула рукой.
— Дай мне руку Лесли, мне страшно.
Лесли нежно взяла холодную ладонь и прижала ее к своей щеке.
— Не надо плакать, — прошептала Жанет. — Ты была права насчет Тода… Когда он расстроен, он пьет…, — она с трудом вздохнула. — Иногда он бил меня… и Бобби.
— Почему же ты не ушла от него? — не выдержала Лесли, голос ее дрожа. — Вы могли бы жить вместе со мной.
— Теперь уже поздно… незачем говорить… — Жанет становилось все труднее говорить. — Не бросай Бобби… моего сына…
— Я всю жизнь буду заботиться о нем, — прошептала Лесли и тут же уткнулась лицом в покрывало. Ладонь, что она держала в своей руке слегка сжала ее пальцы, и тогда Лесли еще крепче сжала ее, как будто пытаясь передать ей хотя бы частичку своей собственной силы.
— Ты обязательно поправишься, Жанет. Не сдавайся, дорогая. Ты должна бороться за жизнь — ради меня и Бобби. Ты нам нужна.
В ответ — тишина, и тогда Лесли подняла голову. Губы сестры тронула чуть заметная улыбка, но взгляд уже невидящих глаз был остекленевшим и остановившимся, и тогда Лесли подалась слегка вперед и дрожащими руками осторожно опустила веки.
И раньше много раз ей приходилось видеть, как умирают люди, но до сих пор она была не более, чем просто сторонним наблюдателем. Но это была Жанет, ее сестра, и сегодня впервые в жизни ей довелось в полной мере познать боль потери самого близкого и любимого человека.
Глава четвертая
Первый более или менее связный разговор между Лесли и Тодом произошел на похоронах Жанет в Ливерпуле. Не взирая на протесты зятя, что она непременно должна остаться на ночь, Лесли была непреклонна в своей решимости вернуться в Лондон тем же вечером.
— Полагаю, что для тебя просто невыносимо находиться со мной под одной крышей. Ты же считаешь, что это я убил Жанет.
— Пожалуйста, Тод. Говорить и думать можно, что угодно, но ее уже не вернуть.
Он устало отвернулся.
— Никчемный я мужик. Никогда я им не был, и никогда не буду.
— А теперь ты жалеешь себя!
— Это все из-за меня! Она была лучше всех, такой жены как у меня, не было ни у кого, а я как последний дурак, не смог уберечь ее, и спохватился лишь когда было уже слишком поздно.
— Хватит, Тод. Я больше не могу этого выносить. — Она взяла свою сумку и направилась к двери. — Бобби выпишут из больницы примерно через месяц. Тогда я привезу его обратно сюда и поживу несколько недель вместе с вами, чтобы убедиться, что с ним все в порядке. Как ты считаешь, наверное лучше будет нанять экономку, или может быть у тебя уже есть другие планы на этот счет?
— Ты выбрала самое подходящее время для обсуждения планов на будущее, — с горечью сказал Тод.
— Но должен же ты предпринять хоть что-нибудь.
— Знаю я. Я все знаю. Я поговорю с одним из ребят на работе. Он вроде говорил что-то о своей кузине, которая возможно будем время от времени наведываться сюда и убирать в доме. Конечно, это не выход из положения, но этого по крайней мере хватит до тех пор, пока я не придумаю что-нибудь получше. Дай телеграмму о вашем приезде, и я встречу вас на станции.
— Не стоит беспокоиться. Мы приедем прямо сюда.
Но когда Лесли вместе с Бобби наконец приехали в Ливерпуль, Тод встречал их на платформе. Шесть недель прошло с тех пор, как они виделись в последний раз, и теперь он показался ей таким худым и неухоженным, что она даже ощутила приступ непривычной жалости к нему.
— Я не ожидала, что ты придешь, Тод.
— Я не мог не прийти. Да и некому больше вас встретить. Наклонившись, он провел рукой сыну по волосам. — Приходящей прислуги хватило ненадолго, и поэтому мне пришлось самому заниматься хозяйством.
Это стало очевидным в ту же самую минуту, как они едва переступил порог дома. Повсюду царил беспорядок и решительно на всем был заметен тонкий слой пыли. Кухонный стол был завален старыми газетами и заставлен грязными тарелками, а в воздухе витал сладковатый душок гнилых фруктов. Бобби тоже немедленно отметил эту разницу, и его круглое личико капризно сморщилось.
— Когда была мамочка, у нас такого не было.
— Я знаю, дорогой, — быстро сказала Лесли. — Но скоро я все приберу, и здесь снова станет чисто и хорошо. А первым делом тебя нужно будет искупать и уложить в постель.
— А можно я буду тебе помогать? Я совсем не устал.
— Завтра, дорогой. Мы с тобой приехали издалека, и поэтому я хочу чтобы ты как следует отдохнул.
Купая ребенка, и затем укладывая его в постель, Лесли не переставала думать о том, что Бобби теперь наверное сравнивает ее суетливые действия с тем, как уверенно управлялась со всем его мать. Он притих, полностью подчиняясь ей, и в своей бело-голубой пижамке он был очень похож на розовощекого мальчика из церковного хора, и неудержавшись, Лесли крепко-крепко прижала его к себе.
— Сейчас придет папа и пожелает тебе спокойной ночи.