— А действительно, почему бы и нет? Я подумаю, и обязательно сообщу тебе об этом.
— Так не забудь. После нескольких месяцев там, мне наверняка захочется оказаться в женской компании, чтобы не было уж слишком тоскливо!
Хоть Лесли и говорила тогда в шутку, более серьезно она задумалась об этом вечером того же дня, уже лежа в постели. Должно быть Дебора Редвуд будет единственной, кроме нее, англичанкой во всей клинике, и Лесли даже не допускала мысли о том, чтобы наладить хотя бы некоторое подобие дружеских отношений с той невозмутимой, своенравной девицей, с которой ей довелось познакомиться шесть лет назад. Она не могла себе представить, каким образом Дебора согласилась жить там, где веселая курортная жизнь и развлечения бывали доступны лишь на протяжении каких-нибудь трех месяцев в году. И вот так, все еще думая о красавице-жене Филипа Редвуда, она заснула, твердо решив для себя, что по крайней мере у нее, почти все свободное от сна время будет занято работой.
На следующий день рано утром они с Бобби вылетели в Цюрих. Полет прошел нормально, без приключений, хотя затем им пришлось мчаться на вокзал, находившийся на другом конце города, чтобы успеть на поезд, на котором предстояло добраться до Кура, станции у подножия Альп, откуда брали свое начало дороги, ведущие ко множеству лыжных курортов, находившихся высоко в горах.
В Куре они пересели на другой поезд, который повез их еще дальше в Альпы, и по мере того, как пути пролегали все выше и выше в горах, зеленая растительность продолжала исчезать под покрывавшим землю и становящимся все глубже покровом снега. Проложенная здесь железная дорога казалась чудом инженерной мысли, и в тех местах, где не представлялось возможным проложить пути через вершины, в горах были проделаны длинные туннели. Поезд жался к горному склону, и с левой стороны в окно вагона были видны лишь отвесные каменные стены, поднимавшиеся высоко к небу, в то время как за противоположным окном открывался вид на глубокую пропасть.
Когда они прибыли наконец в Аросу, на землю уже начинали спускаться сумерки. Пассажиры высыпали из поезда, и веселая разноголосица звонко отдавалась эхом в морозном воздухе. За станцией стояли ряды выкрашенных в яркие цвета саней, и лошади, фыркая, потряхивали гривами, отчего колокольчики на сбруе начинали мелодично звенеть.
Лесли выжидающе огляделась по сторонам. Она заранее послала мистеру Редвуду телеграмму, указав в ней время своего приезда, и теперь размышляла над тем, поручал ли он кому-либо встретить ее. Толпы туристов на платформе быстро поредели, и очень скоро они с Бобби остались здесь в полном одиночестве, стоя рядом с локомотивом, готовящимся вот-вот пуститься в обратный путь, в Кур.
— А чего мы ждем? — спросил Бобби. — Я замерз. — Он притоптывал ногами на снегу, и Лесли посмотрела на его раскрасневшееся от холода лицо.
— Я думала, что нас здесь кто-нибудь встретит. Мы подождем еще немного, и если никто так и не придет, то тогда сами сядем в сани и поедем в клинику.
К тому времени уже совсем стемнело, и в деревне зажглись фонари; у каждого домика был свой фонарь, и издалека она казались светлячками, взбирающимися вверх по склону. На небольшой площади перед станцией был припаркован небольшой автофургон, и Лесли подошла поближе, чтобы заглянуть внутрь. В машине никого не было, но на полу она заметила сложенные носилки. Это наверняка больничная машина, но только куда запропастился водитель?
— Потопчись немного, Бобби, только не стой на месте. Так ты быстрее согреешься. А я пойду поищу водителя.
Она повернула обратно к станции, пригибаясь под порывами ледяного ветра и при входе на платформу столкнулась с крепкого телосложения человеком, оттуда выходящим.
— Извините, — заикаясь проговорила Лесли. — Я нечаянно.
— На поезд? Тогда schnell, schnell[1]! Он скоро уходит.
— Нет, я не на поезд. Я только что приехала сюда на нем. — Она оглянулась на стоящую на площади машину, а затем снова обратилась к собеседнику. — А вы случайно не знаете, эта машина не из клиники?
— Из клиники.
— А водителя вы случайно не видели?
— Это я.
— Слава богу! А то мы с племянником прождали вас здесь целую вечность.
— Liebe Gott[2], так это вы и есть доктор Форрест?
— Да, это я.
Вне всякого сомнения шофер был крайне удивлен этим обстоятельством, но он не произнес ни слова все то время, пока вел своих пассажиров к машине, а потом еще помог им расположиться на заднем сидении. Затем он занял место за рулем, звякнули цепи, и автомобиль покатился по узкой деревенской улочке. Вся дорога была занесена снегом, кое-где встречались ледяные бугорки, выступавшие из-под снега на манер небольших холмиков, и наезжая на них колесами, машина угрожающе кренилась набок. Было слишком темно, чтобы разобрать что-нибудь за окном, хотя бегущая впереди дорожка от падающего на снег света фар подсказывала, когда лучше свернуть немного в сторону. Шедшая в гору улица закончилась, и автомобиль выехал на плато, где дорога поворачивала налево, и откуда Лесли становился виден большой отель, название которого ярко сверкало огнями в темноте.
— Вон там находится каток и малышовые спуски, — бросил через плечо водитель.
— Вы имеете в виду, для детей, да?
Он рассмеялся в ответ.
— Ach, нет, для новичков, которые не умеют толком стоять на лыжах!
Машина въехала под деревянную арку, на которой была выведена надпись в одно слово: "КЛИНИКА". Лесли нервно стиснула зубы, беспокоясь за собственную безопасность, заметив, что подъездная дорога шла дальше под уклон, но водитель как ни в чем не бывало продолжал все так же быстро вести машину, и вскоре затормозил перед ступеньками крыльца.
— Идите в дом, фройляйн доктор. Я позабочусь о вашем багаже.
Держа Бобби за руку, Лесли вошла в холл, и еще не успела как следует оглядеться, стоя на белых ступеньках белой лестницы, в окружении белых стен и яркого света, как к ней вышла медсестра.
— Guten abend[3].
— Sprechen Sie Englisch[4]? — запинаясь, Лесли с трудом подбирала слова.
— Bestimmt[5]! — улыбнулась ей медсестра. — И вы хотели бы видеть…?
— Мистера Редвуда. — Тут Бобби закашлялся, и медсестра, взглянув на него, улыбнулась.
— Ach so? Fursie junge? Fa. Fa[6].
Она подошла к небольшому столику и нажала кнопку звонка. Через мгновение в комнату вошла еще одна медсестра, после чего последовал быстрый диалог по-немецки, из которого Лесли, чье знание языка было очень ограничено, совсем ничего не поняла. Кончилось все тем, что вторая медсестра, взяла Бобби за руку, собираясь его увести его с собой.
— Куда вы его ведете?
— В badzimmer[7]. Но не беспокойтесь, вы еще сможете увидеться с ним до того, как он ляжет спать.
— Но это должно быть какая-то ошибка, — быстро проговорила Лесли. Бобби не пациент. Он мой племянник. А я доктор Форрест.
Медсестры в замешательстве переглянулись между собой. Затем одна из них, старшая по возрасту, выступила вперед.
— Entschuldigen Sie mir bitte[8]. Мы действительно ошиблись. Я немедленно провожу вас к герр Редвуду — он вас ждет. Может быть мальчику лучше остаться здесь? Сестра Гретхен даст ему теплого молока.
— Большое вам спасибо, это очень любезно с вашей стороны. Нагнувшись, Лесли поцеловала Бобби. — Я скоро вернусь, дорогой.
Выпрямившись, она поспешила вслед за медсестрой, которая тем временем уже успела дойти до половины коридора, в самом конце которого они поднялись вверх еще на один пролет, и открыв дверь, оказались в апартаментах Редвуда. Отделка и украшение помещений здесь, как и во всей клинике, было неброским и ненавязчивым, но только по сравнению с английским домом, мебели здесь было меньше.
Медсестра сделал ей знак подождать.
— Я скажу герр доктору, что вы здесь.
Она куда-то ушла, а Лесли подошла к окну и раздвинула портьеры. На улице царила непроглядная тьма, и блики, отбрасываемые на стекло светом ламп не позволяли ничего разглядеть в такой темноте. Тогда Лесли снова задвинула шторы, и обернулась, чтобы оглядеться в комнате, при этом неловко роняя перчатки. Она наклонилась, чтобы поднять их с пола, и вновь выпрямилась, оказываясь лицом к лицу с самим Филиппом Редвудом.