— Хорошо. — Его взгляд был красноречивей слов, но ответить ему тем же Лесли не могла. Она быстро поспешила уйти прочь, а завернув за угол, и вовсе сорвалась на бег, без остановки пробежав до самой лаборатории, где Ричард дожидался результатов анализа.
— Филип вернулся! — выпалила она.
— Я знаю.
— И когда ты собираешься сказать ему, что мы с тобой уезжаем?
— Что ты имеешь в виду, говоря о том, что мы уезжаем?
— Ты что, забыл уже тот наш разговор вчера вечером? Я хочу, чтобы он думал, будто бы мы обручены. А это означает, что мы должны уехать вместе.
— Но ведь ты не очень торопишься, правда? У нас в запасе еще есть несколько дней. Все равно мы не можем уехать отсюда просто так, не оформив все надлежащим образом. А он волен задержать нас здесь еще на месяц.
— Я не могу ждать так долго. Мне необходимо уехать немедленно.
— К чему такая спешка? — Ричард испытующе посмотрел на нее. — Ты что-то не договариваешь, Лесли. Тут скрыто нечто большее, чем просто подспудное чувство вины. Ты как будто боишься чего-то.
— Ничего я не боюсь! Все дело в том, что я не имею желания оставаться здесь дольше, чем это необходимо. Ну, Ричард, пожалуйста, — принялась умолять она. — Иди к Филиппу прямо сегодня же, и расскажи ему о нас.
— А больше тебе ничего не хочется? — Ричард уже начинал сердиться. Ладно, допустим я согласился на то, чтобы Редвуд считал, будто я собираюсь на тебе жениться — но вот только ожидать от меня, что я сам пойду к нему и расскажу об этом…
— Если говорить стану я, то он просто напросто не поверит.
— А с чего ты взяла, что он поверит мне? — возразил он, но затем, увидев, как умоляюще смотрит на него Лесли, он как ни в чем не бывало пожал плечами. — Ладно, сегодня вечером я к нему зайду.
— А почему вечером, а не днем?
— Слушай, Лесли, поимей же и ты совесть. Я скажу ему сразу же, как только освобожусь.
Лесли могла быть довольна, она все-таки добилась своего, но в то же время нервы у нее были напряжены до предела, и она испуганно вздрагивала всякий раз, когда слышала в коридоре чьи-либо шаги. Она была рада хотя бы тому, что работа в клинике уже успела стать для нее привычной рутиной, так что теперь она как обычно осматривала своих пациентов, ничем не выдавая перед ними своей обеспокоенности. Царившая в клинике тишина угнетала ее; ей же хотелось закричать, разрыдаться в голос, зашвырнуть подальше стетоскоп или хотя бы хватить с размаху об пол какой-нибудь склянкой. Время тянулось медленно как никогда, и вот наконец она смогла покинуть отделение и вернуться к себе.
Она не успела переодеться, все еще оставаясь в своем простеньком синем платье с огромным белым воротником, который теперь подчеркивал бледность ее лица, когда раздался стук в дверь, и в комнату вошел Филип. Он впервые явился сюда по собственной инициативе, и уже одного только взгляда на него оказалось достаточно, чтобы безошибочно определить, что послужило поводом для этого его визита.
— Что это за новости такие, насчет этой дурацкой помолвки с Ричардом? Что за бред?
— Это не бред.
— Нет, бред. Потому что любишь ты меня. — Он схватил ее за руки. Что с тобой случилось, Лесли? Разве ты не понимаешь, что теперь я свободен… что мы можем в любой момент пожениться?
— Не можем. Об этом речи быть не может. Потому что я не хочу за тебя замуж.
— Перестань дурачить меня. Это не смешно.
— Я вовсе не собираюсь смешить тебя. Это правда, Филип. Я не хочу выходить за тебя замуж.
Вместо ответа он довольно бесцеремонно усадил ее на диван, сам садясь рядом, держа руку перед ней так, чтобы она не могла вырваться.
— Вот что, давай наконец все выясним до конца. С тех пор, как умерла Дебора, ты стала вести себя так, как будто кто-то из нас мог спасти ее, но не сделал этого.
— Могли бы. Ничего не произошло бы, если бы мы не влюбились друг в друга…
— Наша с тобой любовь не имеет к Деборе никакого отношения, — перебил ее Филип. — Она меня никогда не любила, и более того, не считала нужным даже создавать видимость этого — по крайней мере после того, как мы с ней поженились. Я для нее всегда был недосягаемым трофеем, который ей удалось завоевать, после чего я лишился своего ореола недосягаемости, а вместе с тем перестал быть для нее привлекательным.
Лесли упрямо не желала согласиться с этим.
— Но даже тогда она полагалась на тебя. Она никогда не думала, что ты когда-либо вдруг разлюбишь ее.
— Неужели ты считаешь, что Дебора наложила на себя руки из-за того, что я влюбился в тебя? Ну в самом деле, Лесли, не будь же ты ребенком, в конце-то концов. Откуда мы можем знать, что за напасть на нее нашла тогда? Основываясь на том, что нам уже известно и рассуждая логически, можно предположить, что это случилось из-за Каспера. Ведь нам так ничего не известно о том, что произошло между ними на Хернлее. Вероятно он сказал ей, что она ему больше не нужна — что он уже обручен с кем-то еще.
— Он такого не говорил, — решительно возразила Лесли.
— А тебе-то откуда знать?
— Каспер позвонил мне на следующий день после твоего отъезда в Англию.
Лесли закрыла глаза: в равной степени для того, чтобы не видеть лица Филипа, и стараясь в то же время восстановить в памяти свой разговор с Каспером, когда тот клялся и божился, что ни словом не обмолвился при Деборе об Инге. В ее мыслях словам было тесно, но сказать все это вслух она почему-то никак не могла, и поэтому еще больше отодвинулась назад, вжимаясь в спинку дивана, стараясь оказаться на как можно большем расстоянии от Филипа.
— Продолжай же, — приказал ей Филип. — Так что именно он тебе сказал?
— Что он не нарушал своего обещания, что он продолжал делать вид, будто любит ее. — Теперь Лесли уже открыла глаза, но смотреть на Филипа все равно избегала. — Но это уже не имеет абсолютно никакого значения и никоим образом не относится к принятому мной решению. Я тебя не люблю, и замуж за тебя не выйду.
— Ты лжешь! Ты боишься, что женившись на тебе, я не смогу получить того места в "Ривз энд Грант". Так вот, тебе незачем волноваться за меня. Перед отъездом из Лондона я имел обстоятельный разговор с сэром Лайонелем, во время которого я дал ему недвусмысленно понять, что даже если Дебора и выжила, то жить с ней одной семьей мы бы все равно уже никогда больше не стали бы. Потому что мы давно стали чужими друг другу. И знаешь, тогда он признался, что и сам давно это понял. Так что переживать тут не о чем. Филип тронул ее за колено. — Пожалуйста, любимая, не притворяйся больше. Забудь о прошлом и думай только о будущем — о нашем с тобой будущем.
Он хотел было обнять ее, но Лесли проворно увернулась, и вскочив с дивана тут же оказалась у противоположной стены. Но даже на расстоянии страстное желание забыть обо всем и броситься в его объятия оказалось столь труднопреодолимым, что ей пришлось призвать себе на помощь всю свою силу воли, чтобы только устоять на месте и не сделать этого. Как могла она сказать ему о том, что считает его убийцей? Что ей кажется, будто бы он собственноручно свел молодую жену в могилу? Говорить об этом вслух было невозможно, и поэтому чего бы ей это ни стоило, она ни с кем и никогда не поделится своими страшными догадками, и будет покорно нести свой крест, до конца своих дней храня этот страшный обет молчания.
— Прости меня, Филип, — сказала она, удивляясь, что ей все еще удается сохранять такое спокойствие. — Я понимаю, что тебе, должно быть трудно поверить в это, но только я не люблю тебя и никогда не выйду за тебя замуж. — Немного помолчав, она снова сбивчиво заговорила. — Я была неправа… я не могу простить себе, что дала тебе повод думать, что я это серьезно, но… но просто ты такой привлекательный, и все здесь восторгаются тобой… точно так же, как это было в больнице Святой Катерины. И наверное из-за этого я стала флиртовать с тобой… Знаешь, я была без ума от тебя, когда была лишь сестрой-практиканткой, и теперь… теперь это льстило моему самолюбию…