— Лучшая кухарка в Англии, — с энтузиазмом заявил Энтони. — Вы не находите?
На этот раз он обратился к Флер.
— Она великолепна, — согласилась Флер, — в особенности сейчас, в военное время.
— Ну Норман, конечно, может достать все, что захочет, — сказал капитан Эшвин. — У тебя ведь есть связи на черном рынке, Норман? С твоим влиянием и счетом в банке это должно быть нетрудно.
— Может быть, я для этого слишком патриотичен, — спокойно возразил сэр Норман.
— А предложить мне хорошего вина твой патриотизм тебе позволит? — Энтони Эшвин засмеялся. — Всю дорогу — а день был чертовски утомительный — я мечтал выпить рюмку старого «Крофта». Только не говори, что ты уже все выпил!
— Нет, думаю, еще порядочно осталось.
— Тогда будем пить и веселиться. Природная легкость характера капитана Эшвина превращала в шутку каждое его слово. Он являл живой контраст с хозяином дома, сидевшим в мрачном молчании и, как показалось Флер, явно недовольным этим вторжением.
Сама Флер не могла оставаться равнодушной к веселью и смеху голубоглазого капитана.
Она с благодарностью вспомнила миссис Митчэм, по чьему совету надела сегодня одно из своих самых нарядных платьев. Как раз накануне его доставили вместе с другими вещами из банка, куда Сильвия отдала их на хранение.
— Как дела на заводе, Норман? — спросил Энтони Эшвин.
— Надеюсь, он вносит свой вклад в военную промышленность.
— Иначе и быть не может, раз ты имеешь к этому отношение. Тебя бы следовало сделать министром снабжения, вот тогда бы у нас пошли дела.
Мне кажется, от меня больше пользы на моем теперешнем месте, — с легкой улыбкой заметил сэр Норман.
— Вы уже видели завод? — спросил капитан Эшвин Флер.
— Нет, — отвечала она и, набравшись смелости, добавила: — Меня туда не приглашали.
— Норман, как нелюбезно с твоей стороны! — воскликнул капитан Эшвин. — Очаровательная дама жаждет восхититься твоими организаторскими способностями, а тебе даже не хочется пустить пыль в глаза. Твоя беда, старина, в том, что ты не умеешь показать себя в лучшем виде. Будь я владельцем завода, я воздвиг бы себе у каждого входа и на спортивной площадке по статуе. Народу бы позволялось поклоняться и приносить туда цветы каждый третий четверг.
Флер засмеялась. Сэру Норману, как она отметила про себя, это не показалось забавным.
Бархем принес еду, и капитан Эшвин принялся уписывать все, как будто ему уже много дней не случалось как следует поесть.
— Черт возьми, Норман! — воскликнул он. — Масло и сметана! Я и не знал, что они еще существуют.
— У нас есть своя ферма.
— Да, конечно. А как поживают старина Даути и его хорошенькая дочка? Как бишь ее звали — Долли? Та, что работала на ферме? Помню, я как-то попытался поцеловать ее, когда она доила корову, и корова лягнула меня.
Хотя разговор был увлекательным, Флер понимала, что должна вернуться к своим обязанностям. После обеда она всегда пила кофе с миссис Митчэм и знала, что старуха ждет ее.
— Прошу меня извинить, но я должна идти к миссис Митчэм.
— А она еще тут? — спросил Энтони Эшвин. — Передавайте ей привет. Я зайду к ней попозже. Но разве вам так уж нужно уходить?
— Мисс Гартон — компаньонка моей матери, — холодно ответил сэр Норман.
— Ну, раз уж это так необходимо, — сказал, вставая, Энтони Эшвин. — Надеюсь увидеть вас позже.
Он распахнул перед ней дверь, и Флер, выходя, ощутила на себе безмолвное неодобрение сэра Нормана. Когда дверь за ней закрылась, Флер услышала, как капитан Эшвин заметил:
— Вот это красотка! Где ты ее подобрал, Норман?
С пылающим лицом Флер взбежала наверх. Ожидавшая ее миссис Митчэм походила на кошку, добравшуюся до сливок.
— Что я вам говорила? — сказала она. — И не нужно было торопиться. Я же знала, что вам не захочется идти сюда, когда в столовой такая компания.
— Он шлет вам привет, — улыбнулась Флер. — И хочет зайти к вам.
Так и будет, — одобрительно заметила миссис Митчэм, — и Норман мне в этом не помешает. Мне всегда нравился этот парень — вероятно, потому, что он скверный мальчишка. Все Эшвины испорченные, а этот еще хуже других.
— В каком смысле?
— Известно в каком — карты и женщины, но он всегда был любимым кузеном Синтии. Они вместе росли. Я часто думала, что у нее к нему слабость. Во всяком случае, он постоянно бывал здесь, когда Синтия вышла за Нормана, а когда она уехала, он стал между ними кем-то вроде посредника. Норман его не выносит, впрочем, он мало кого выносит. Меня его симпатии и антипатии не волнуют. Ступайте вниз и скажите Энтони, что я хочу его видеть.
— Он еще не пообедал.
— Ну ладно, времени достаточно. Я слышала, его люди расположились в амбарах за гаражом. Самое подходящее место, он-то здесь все знает.
— Он, безусловно, знает достаточно, чтобы чувствовать себя как дома. Он сказал, что всю дорогу мечтал о рюмке портвейна.
— И насколько я его знаю, он на одной не остановится. Я хочу его видеть — поболтать с этим молодцем для меня как свежего воздуха вдохнуть. Позвоните.
Флер нажала кнопку звонка, вошла горничная.
— Ступайте вниз, Эванс, и скажите Бархему, что я приглашаю джентльменов пить портвейн у меня, — приказала миссис Митчэм. — И передайте ему, чтобы никаких отказов.
— Слушаю, мадам.
Эванс недовольно фыркнула, и Флер поняла, что она не одобряет такого легкомыслия. Эванс по-своему обожала миссис Митчэм и всячески ревновала, когда кто-нибудь другой что-то делал для нее.
Она и Флер приготовилась считать врагом, но, обнаружив постепенно, что та не собирается вмешиваться во что-либо, связанное до здоровьем хозяйки, снизошла до некоторой любезности.
— И еще, Эванс, — закричала миссис Митчэм, когда горничная уже выходила, — дайте мне пудреницу и шкатулку с драгоценностями. Надо мне себя немного приукрасить. Впрочем, вряд ли он станет на меня глядеть, когда вы тут.
— Я не верю, что вы одобряете подобных молодых людей, — сказала Флер. — После всего того, что вы мне тут наговорили, по-моему, самое лучшее для меня — отправляться спать.
— Сегодня вечером я вам посоветовала найти себе мужа или любовника. Из Энтони получился бы невозможный муж, но любовник он отличный, насколько я могу судить.
Эванс фыркнула от негодования, подавая ей шкатулку. Миссис Митчэм дождалась, пока служанка вышла, с шумом захлопнув за собой дверь.
— Бедняжка Эванс, много лет назад ей не повезло в любви. Она не выносит, если кто-то счастлив. Ее полезно немного подразнить, но все-таки несправедливо, что к некоторым женщинам мужчины липнут, как мухи на мед, а другим, вроде Эванс, — единственный случай выпадет, да и тот они упустят.
Открыв шкатулку, миссис Митчэм надела нитку жемчуга, добавила еще колец к тем, что уже украшали ее распухшие пальцы, и надела бриллиантовый браслет.
— Взгляните на это кольцо, видите, как оно сверкает. Я обожаю драгоценности, мне сколько ни дай, все будет мало. Когда я здесь поселилась, Норман сказал: «Мама, ты можешь иметь все, что захочешь. Чего бы ты хотела?»
«Бриллиантов! — воскликнула я. — И как можно больше!» Я мало заработала за свою жизнь, что грехом, что добродетелью. Сказать вам правду, я отдавала куда больше, чем получала. Так хоть в старости я могу нарядиться так, как мне всегда хотелось?
Бедный Норман, он этого не понимает, но старается. Он мне тогда сразу подарил этот браслет и теперь всегда дарит что-нибудь на каждое Рождество и на дни рождения. Если я доживу до девяноста, у меня будет неплохая коллекция, которую я оставлю кому захочу.
— Она должна перейти к вашим внукам, — сказала Флер.
Я и твержу об этом Норману, но, похоже, у меня столько же шансов их дождаться, сколько у Эванс родить тройню. Да ладно, я смогу найти им подходящее место, где их будут ценить.
С этими словами она взглянула на Флер, и у той возникло подозрение, что она уже не первая, кого пытаются искушать намеками на наследство.