Этот день должен определить мою судьбу, сказала себе Роза. Сказала прочувствованно, но без всякого трепета: душа подсказывала ей, что сегодня ей уже не надо будет бороться, ибо судьба ее уже решена. Этот день всего лишь откроет то, что уже есть. И ждать оглашения ей следует спокойно, не зажмуривая глаза.
Роза отошла, оставив окно широко открытым. Утренние тени растекались по каменному полу, как вода. Она быстро начала одеваться и уже заканчивала, когда в Комнату вошла Мария и о чем-то заговорила. Роза довольно слабо знала итальянский язык, но все же смогла уловить смысл речи: хозяин спустился к морю и будет рад, если signorina придет к нему туда после завтрака. «Как это на него похоже», — подумала Роза. В большой столовой она присела за стол недалеко от дверей, так, чтобы яркий свет снаружи падал на ее лицо и грудь. Еще немного, и она выйдет на террасу и, глянув вниз, посмотрит, есть ли Миша на пляже. А потом начнет спускаться по ступенькам, спускаться медленно, и по пути пройдет по ручейку. А еще через несколько минут… Роза чувствовала, что дышит все медленнее, все глубже, словно все ее существо постепенно усмирялось. Сердце постукивало тихо и неспешно. Она чувствовала — бесконечный покой нисходит на нее как некая благодать. Она выпила кофе. Есть совсем не хотелось. Вернулась к себе в комнату и вновь причесала волосы, очень старательно. Потом прошла через столовую и, отворив двери, уже собиралась выйти на террасу. И тут кто-то позвал ее: «Мисс Кип!» Она быстро повернула голову. На другом конце террасы, у самой стены, стоял Кальвин Блик. Как только он исчез вчера, она тут же забыла о нем. А теперь, увидав, похолодела от предчувствия какой-то беды. Роза стояла, не двигаясь с места, и сердце подпрыгнуло и забилось учащенно. Она молчала.
Кальвин пошел к ней, ведя пальцем по стене. «Могу ли я переговорить с вами?» — спросил он.
Роза повернулась, зашуршав каблуками по гравию, кивнула и отступила в полумрак комнаты. Что-то было в голосе Кальвина такое, от чего ее сердце вдруг болезненно сжалось.
Она пододвинула стул к дверям и села. Кальвин остановился рядом с ней, потом прошел в глубь комнаты. Завтрак, предназначенный для Розы, нетронутый стоял на столе. Кальвин налил себе полную чашку теплого молока и выпил все до капли, при этом как-то по-рыбьи шевеля языком. Потом, опершись одной рукой на стол, он повернулся к Розе. Ей показалось — он взволнован. Таким Кальвина Блика раньше ей видеть не приходилось. Она внимательно смотрела на него.
— Я понимаю, мисс Кип, — сказал Кальвин, — что это серьезный момент вашей жизни.
Не слушай, шепнул ей кто-то на ухо, беги, пока не поздно! Мчись во весь дух туда, вниз по ступенькам! Но что-то пересилило этот порыв и вынудило ее остаться на месте.
— Я считаю, — продолжил Кальвин, — в такие минуты надо иметь, насколько возможно, все факты перед собой. — Он говорил размеренно, словно заранее отрепетированную речь. — Вы спросите, и совершенно обоснованно, каковы же эти все факты? Отвечу сразу: не имею чести знать. Я озабочен лишь тем, чтобы помочь вам разобраться в одном-двух маленьких пунктиках, но при этом я так и не узнаю, как это повлияет на картину в целом, какой вы ее видите
— Вы вовсе не собираетесь мне помочь, — дрожащим от волнения голосом возразила Роза. Она понимала — на карту поставлено что-то очень важное. — И перестаньте, наконец, изворачиваться.
— Как вам будет угодно, — произнес Кальвин. — В сущности, мое умонастроение в этом деле никакой роли не играет. Просто ввиду того, что вы собираетесь делать дальше, считаю своим долгом кое на что открыть вам глаза.
«А в нем чувствуется какая-то искренность», — подумала Роза. Она ждала, держась рукой за сердце.
— Я вас слушаю, — откликнулась она. — Но сохранить все вами сказанное в тайне не обещаю.
— А это и ни к чему, — усмехнулся Кальвин. И Роза тут же узнала в нем прежнего Блика.
— Первое и без всяких комментариев — вот это. — Он вытащил что-то из кармана и протянул Розе.
Поднеся прямоугольничек бумаги к свету, Роза увидела, что это фото, на котором она была с братьями Лисевичами. От потрясения она на миг словно ослепла и уронила снимок на пол. Кальвин спокойно поднял и вновь отдал ей.
— Благодарю, — механически сказала Роза и положила фото на стол. — Ну да, — пробормотала она, — та вспышка света. Как же я не догадалась. И кто же снимал?
— Я, — ответил Кальвин. Уже несколько минут он неотрывно глядел в пол.
— Вот как… — Роза почти с состраданием покачала головой. — А он видел?
— У меня нет от него секретов.
— Он видел? — повторила вопрос Роза.
— Да, — сообщил Кальвин. — Сделать снимок мне было приказано. — Теперь он смотрел прямо Розе в глаза, смотрел почти весело.
— Я вам не верю, — с тихой улыбкой, словно скорбя о ком-то, отозвалась Роза.
— В вашей семье сплошные упрямцы! — заметил Кальвин. Он начал ходить туда-сюда по ту сторону стола, будто собирался пуститься в танец. — Но этот крохотный снимочек помог провернуть массу работы! — бодро воскликнул он.
Улыбка на губах Розы совсем погасла.
— Вы… показали фото Хантеру? — спустя мгновение спросила она.
Подняв и опустив брови, Кальвин кивнул: «Хантер очень не хотел, чтобы некто увидел это фото!»
— Значит, вы не только пытались шантажировать меня одной историей, а Хантера противоположной, но еще и имеете дерзость в этом признаваться? Поразительно!
— Именно! Именно! — горячо подтвердил Кальвин. Он не мог устоять на месте. — Да! Да! — Он прямо готов был выскочить из себя от восторга.
Роза прижала ладонь ко лбу: «Это невозможно…»
— Ну почему же невозможно? — вскричал Кальвин, — Ведь правды, одной какой-то правды, ее ведь нет! И символы мы наделяем значением исключительно в соответствии с нашими глубочайшими желаниями. Так уж мы, люди, устроены. Реальность — это шифр со многими разрешениями, и каждое из них верно.
— Что это вы так разоткровенничались? — поглядела на него Роза. — Смотрите, растеряете могущество.
— Могущество? — мгновенно подхватил Кальвин. — Думаете, эти механические изобретения и есть могущество? Я вам и вашему брату зла не причинил, а как раз наоборот — именно я вооружил вас пусть смешным, но все же поводом для того, чтобы вы смогли действовать, как вам хочется. Истина лежит глубже, глубже. И всегда было так! — Он говорил с энтузиазмом, перегибаясь к ней через стол.
— Да вы сумасшедший! — прокричала Роза. — Я вам не верю. И в любом случае то, что вы показали, не имеет значения, совсем не имеет значения. Не могу понять, почему вы считаете, что людям недоступна правда? — Она закрыла лицо руками, но чувствовала на себе острый взгляд Кальвина, будто лезвие проникающий в нее, ищущий слабое место. — И это все, что вы собирались сказать? — спросила она. Голос у нее начинал дрожать.
— О, нет! — ответил Кальвин. Спокойствие возвращалось к нему. Теперь он стал похож на элегантного, предупредительного ведущего какой-то по-прежнему сложной игры. — О, нет! Это была всего лишь увертюра, цель которой — погрузить вас в нужное, так сказать, настроение. Хорошо, согласимся, что прежнее не имеет значения. Ведь в мою задачу, дорогая моя мисс Кип, входит просто довести до вашего сведения несколько небольших фактов. Затевать дискуссию, в чем-то убеждать — к этому я вовсе не расположен. Итак, теперь, с вашего разрешения, перейдем к факту номер два.
Он извлек из кармана пальто экземпляр «Ивнинг ньюс», аккуратно развернул его и положил на стол перед Розой. На первой странице была изложена история самоубийства Нины.
Роза пододвинула газету к себе. «Я не знала… об этом», — проговорила она.
Гибель Нины газета истолковывала в свете поднятого недавно вопроса о положении определенной категории иммигрантов, к числу которых, очевидно, принадлежала погибшая.
— Весьма печально, не так ли? — произнес Кальвин.
Отчасти ради самой себя Розе именно сейчас нужно было увидеть его лицо. Но напрасно она подняла глаза: слезы застилали все.