Прямо с работы я помчалась на отчетно-выборное собрание в одну строительную организацию – последнюю из шести, к которым меня прикрепили. Кроме меня, там должен был присутствовать секретарь райкома ПОРП: это была очень крупная организация.
Я проголодалась, а так как не была уверена, что там удастся перекусить, то решила дорогой съесть хлеб, захваченный из дому. Я вытащила кусок из портфеля и съела его тут же на ходу. Нечего стыдиться. Стыдно только воровать.
Людей собралось много. Я искала секретаря партийной организации, чтобы доложить ему о своем приходе, как вдруг меня окликнули:
– Привет, Дубинская! Вот так встреча! Как поживаете? – Сквозь толпу ко мне пробирался товарищ Фронтчак.
– Ох, как я рада вас видеть! Уже начинают собрание? Нет? Отлично. Успею немножко отдохнуть. Живется мне теперь неплохо. Я окончила техникум. Самостоятельно руковожу стройкой и вроде справляюсь. Теперь вот к нам пристали с ножом к горлу, и к Первому мая мы сдаем дом, досрочно! Работы масса, но и удовлетворение я получаю громадное. Никто меня больше не преследует, не допрашивает. Коллектив у нас отличный. В общем, я довольна.
– Ну и прекрасно! А ваше дело в управлении госбезопасности – досадное недоразумение. Вам кто-то хотел напакостить, но ничего не вышло. Вы молодчина: несмотря ни на что, делали свое дело. Так и надо. Я рад, что у вас все хорошо. А знаете, что Влашик сидит? – спросил он, закурив. – Наших в прошлом году посылали в деревню убирать картофель, и он там вдвоем еще с одним крал гусей и продавал. Скандал был жуткий. Я присутствовал на бюро райкома, когда его исключали из партии.
Собрание длилось долго и было похожим на все другие. Всюду одни и те же вопросы: рост механизации работ, применение готовых панелей, повышение техники безопасности, улучшение социально-бытовых условий. Но на этот раз в зале присутствовал Фронтчак, и, когда я вспоминала об этом, на душе сразу становилось веселее.
Апрель. Месяц как месяц, но для нас он был явно коротким. Столько еще оставалось дел!
Обстановка на стройке напоминала преддверие ада. Мы каждый день писали суточные отчеты. Каждый день приезжал инспектор по надзору. Каждый день нужно было заново искать рабочую силу.
Раз в неделю появлялась очередная большая комиссия. Начальник снабжения прибегал теперь сам, без вызова.
Паркетчики не хотели настилать линолеум, а других специалистов не было. Калькуляция оплаты за настил одного квадратного метра получилась настолько соблазнительной, что я сказала плотникам:
– Половина перекрытий у вас уже готова. Вторую половину можно делать медленнее. Самое главное теперь – тот дом, который мы должны сдать. Разделитесь на две группы. Одна пусть продолжает делать перекрытия, а другая будет настилать линолеум. Это совсем нетрудно. Нужен только хороший метр и острый нож.
Плотники согласились и прекрасно справились. Паркетчики ушли обиженные.
Мендрас следил за тем, чтобы мы в потоке отчетов и графиков всегда хоть немного перевыполняли план.
– Нам необходим резерв времени. Вдруг в один прекрасный день рабочие устроят пьянку, что тогда? Выпить они любят, но и за стройку душой болеют. Вы знаете, один каменщик из другой организации предлагал пол-литра бригадиру наших каменщиков, чтобы тот его взял к себе. Наша стройка прославилась. Правда, никому не верится, что с женщиной вообще можно работать… Но многие хотят попробовать.
– Пан Мендрас, разве они не знают, что у нас тут сущий ад? У меня порой голова кругом идет.
– Зато заработки большие. Самые большие в тресте. Это их соблазняет. Вы же недаром здесь просиживаете столько времени. Мы следим, чтоб ни у кого даже гроша не пропало. И они это знают. Вот почему… Тока нет! – крикнул он внезапно. – Именно сегодня, черт возьми! Все время был, а тут за четыре дня до сдачи дома на тебе!
Мы принялись трезвонить во все инстанции, но тока по-прежнему не было.
Я позвонила – впервые – управляющему трестом.
– Товарищ управляющий, у нас нет тока. Вроде бы пустяк, но для нас это подлинная катастрофа. Я звонила, обещали дать ток завтра или послезавтра. Вы понимаете, что это значит для нашей стройки?
– Ладно. Попробую принять меры. Держитесь, Дубинская!
Инспектор по надзору удивился: как это я осмелилась побеспокоить управляющего?
– Он приезжает сюда каждую неделю. Я ни разу ни о чем его не просила, но теперь мне не до условностей, сил нет больше.
Полчаса спустя зажглась контрольная лампочка рядом с подъемником. Аварию ликвидировали.
Я так привыкла без конца подсчитывать, замерять, сверять, что даже дома, вставая с постели, принимая ванну, одеваясь, постоянно думала о делах стройки. До сдачи объекта оставалось два дня.
Пришли будущие жильцы. Они робко заглядывали в вымытые окна, тихо переговаривались. В дом никто не входил.
Двадцать девятого мы решили работать до последнего. Первыми, часов в восемь вечера, ушли штукатуры. Потом водопроводчики. Наконец остались только маляры и уборщицы.
Уже рассветало, когда все было готово. Я боялась лечь, чтобы не проспать, и занялась составлением актов приемки электрической и газовой проводок, проверки дымоходов.
Приемка прошла благополучно. Кончили к середине дня. Представителю «Архимеда» вручили ключи от квартир. Список недоделок был краток и касался внешних отделочных работ.
В тот день я решила больше ничем не заниматься. Когда я уходила домой, в дом уже въезжали жильцы.
На состоявшемся в этот же день торжественном первомайском вечере меня назвали в числе лучших начальников строек, вручили диплом и денежную премию. Я с огромным удовлетворением наблюдала, как наши люди, работавшие в последнее время не щадя живота, один за другим подходили к столу президиума. Многие из них получили дипломы и премии, а четверо – звание ударников.
Бабушкин характер смягчился. Она уже не ворчала и не ругала все и вся, как бывало прежде. То, что я в срок закончила стройку, она приняла, как нечто само собой разумеющееся.
Пани Дзюня устроилась на работу. Рядом с домом, на швейной фабрике.
– Во-первых, это очень близко. Бабушка дома, значит, хозяйничать есть кому. Поработаю до пенсии, может, удастся даже скопить немного деньжат.
Пан Пенкальский выполнил обещание и принес мне список документов, нужных для поступления в вечернее инженерное училище.
– Я подхожу по всем статьям. Диплом техника у меня есть, строительная практика тоже. Честное слово – подам заявление!
– Правильно. Я знал, что вы так сделаете. Потому и пришел.
Бабушка одобрила мое решение.
– Очень хорошо! Где сказано, что девушка не может быть инженером? Учись, лучше занятия и не придумаешь!
Я приготовила нужные документы, заверила копии у нотариуса и пошла в отдел кадров за направлением.
– Увы, ничего не выйдет. Вы опоздали, наш лимит исчерпан.
– Лимит? О чем вы говорите? Ведь я хочу всего-навсего поступить учиться.
– Я дал уже десять направлений, больше не могу. Если все начальники строек пойдут учиться, то кто же будет работать?
– А можно узнать, чье это распоряжение?
– Начальника отдела кадров.
Я обратилась к главному инженеру, но тот отказался помочь мне под тем предлогом, что отдел кадров подчиняется только управляющему. Но именно туда мне обращаться не хотелось.
Я написала заявление в партбюро. Хочу, мол, учиться, а отдел кадров не дает мне направления.
На третий день я получила направление. С порядковым номером «одиннадцать».
Документы поданы, кости брошены. Опять предстояло начать всю «карусель» сначала. Вступительные экзамены, а потом в течение трех с лишним лет – ни одного свободного вечера, ни одного выходного дня. Но ничего. В этом тоже есть своя прелесть.
Мама переехала к Стефану. Случайно или умышленно – она забрала свои вещи, когда ни меня, ни бабушки не было дома.
Когда я вернулась с работы, бабушка уже поджидала меня.
– Я нарочно ничего не убирала. Посмотри, как твоя милая мамочка уехала от нас. Словно из гостиницы.