– А он не ревнует? У тебя ведь бывает так много гостей. Постарайся его не огорчать. Люди так любят преувеличивать, могут и нагородить всякую небыль.
– А это уж его дело – верить или не верить. Я на сплетни плевала. Я и добро наживала, чтобы поступать, как мне заблагорассудится. Ясно? Чем больше у женщины денег, тем лучше о ней говорят. Ты об этом не знала? – Агата снисходительно рассмеялась.
– Пойми меня правильно, – ответила я, пропустив мимо ушей ее ироническое замечание. – Я тоже не переношу ханжества и лицемерия. Из-за этого и убежала из Кальварии. Я имею в виду другое: если у женщины что ни день, то новая привязанность – а у тебя это выглядело именно так, – тут нетрудно подумать что угодно. Понимаешь? Хорошо, что ты решила выйти замуж, остальное чепуха. А я полюблю только раз в жизни, до гроба.
– Вот и видно, что ты и впрямь жизни не знаешь, – язвительно заметила Агата. – Думаешь, тут можно строить какие-то планы? Влюбишься и будешь потом страдать, как моя сестра. Она старше меня на два года, а выглядит хуже нашей мамы. Полюбила до гроба. Этот тип давно уже женился, а она все вздыхает. Он, мол, несчастлив и жена его не понимает. А у них трое детей. Это отчего же? Оттого, что они друг друга не понимают? Я любила, когда мне этого хотелось. Мы с Марианом договорились, что, как только одному из нас супружеская идиллия надоест, немедленно разойдемся.
Я слушала не перебивая. Слушать откровения Агаты мне было интересно и вместе с тем как-то неловко. Может, я не так уж равнодушна к Мариану, хоть и не хочу себе признаться?
Вечером я начала укладывать вещи, хотя до отъезда оставалось еще две недели.
После разговора с Агатой мне стало тоскливо и тяжело. Не хочу я жить так, как она. У меня должны быть в жизни свои принципы. Главное, не падать духом. Ведь у меня все еще впереди. Из Свебодзиц надо уехать. А что будет во Вроцлаве – посмотрим.
В последующие дни нам с Агатой как-то не удавалось встретиться. А может, обе мы старались, чтобы такой случай и не подвернулся?
– Слышала новость, Катажина? – Вися, в наспех наброшенном поверх мундира полушубке, распахнула дверь в дежурку. – Нет?
– Извини, пожалуйста, но прежде, чем рассказывать, войди и закрой дверь. Страшно дует, я сегодня продрогла.
– Какая же ты женщина, любопытства в тебе ни на грош! От твоей рассудительности тошно становится, – огрызнулась Вися, но в комнату вошла, сбросила полушубок и уселась рядом со мной у печки. – Ну говори теперь, слыхала новость или нет?
– Тут каждый день столько новостей слышишь, что уж и не знаю, о чем это ты, – уклончиво ответила я.
– Агата и Мариан откладывают свадьбу. Может, на пасху поженятся, а может, и позднее. Официально якобы потому, что нашелся брат Агаты. Все думали, погиб, а он за границей. Как будто решили дожидаться его возвращения. Ты слыхала что-нибудь подобное?
– А почему тебя это удивляет?
– Каждый судит по себе! Я, например, если б могла, вышла бы за Людвика прямо сегодня. К сожалению, у него не все еще ясно со службой в армии. Только поэтому он пока и не соглашается на свадьбу. Я всякое слыхала, но чтобы из-за брата откладывали свадьбу – такого слышать не доводилось. Наверняка за этим что-то кроется. Вот увидишь! Агата такая хитрюга, выжмет из Мариана все, что ей надо, а потом выгонит.
– Я не хочу об этом говорить. Мне многое в Агате не нравится, но о своих догадках я предпочитаю не распространяться.
– Вот это я в тебе и ценю. Чужие тайны хранить умеешь. Тебе без опаски можно сказать что угодно. Ага! Совсем забыла! Людвик спрашивал, что это за рыжий искал тебя вчера вечером. Знаешь? Ну этот… В кожаном пальто. Людвик его давно заприметил. Подозрительный тип. Что ему нужно от тебя?
– Ты разве его не узнала? Он часто приходит. Это у него я когда-то так выгодно купила ковер. Он продает мне иногда кое-что по дешевке.
– Людвику он не нравится. Ты лучше с ним не связывайся. У Людвика на таких нюх. Может, он вор?
– Об этом я не подумала. Впрочем, нет, на вора он не похож.
– Не покупай у него больше ничего. Еще нарвешься на неприятности. А теперь скажи, что ты думаешь насчет Агаты и Мариана?
– Не люблю говорить об отсутствующих. Одно могу сказать с чистой совестью: чем больше у них будет времени до свадьбы, тем лучше.
Вися ушла, явно разочарованная. Она теперь работала в больнице, неподалеку от нас. В Красный Крест забегала по нескольку раз на день. На новом месте ей было хорошо, но нас она не забывала.
Утро в канун моего отъезда во Вроцлав выдалось ясное и веселое. Еще вчера Марианна, навестившая меня вечером, жаловалась:
– Ох, до чего ж у меня кости ломит! Все от этой гнусной погоды. Где это видано, чтобы в январе погода была как в ноябре? Где морозы?
В самом деле, весь тот день над Свебодзицами висели низкие тяжелые тучи, лил дождь. Было темно и неуютно. И вдруг все преобразилось. Ночью выпал пушистый снег, похолодало. Красота!
«Чем бы заняться? – размышляла я. – Завтрак съеден. Заснуть не смогу, делать нечего. Можно прокатиться до Валбжиха или до Свидницы».
– О чем задумалась, Катажина? – Мариан вошел в комнату, где когда-то помещался шумный секретариат Красного Креста. – Был у тебя дома. Ты запирай дверь, а то обчистят, и знать не будешь когда. Держи ключ, я его нашел на кухонном столе. Дверь заперта.
– Спасибо. Я сегодня сама не своя. Места себе не нахожу.
– Послушай, ты не знаешь, у кого из наших есть немецкие марки? Я твердо помню: кто-то когда-то об этих марках говорил.
– Кто-то когда-то говорил, – передразнила я его. – Я тебе говорила, отлично помню. Я спросила: «Как ты думаешь, будут эти деньги когда-нибудь представлять хоть какую ценность?» А ты посоветовал мне сварить на них молочный кисель. Сказал, что горят они отлично, а я так люблю молочный кисель.
– И ты меня послушалась? – В голосе Мариана звучала настоящая тревога.
– Как бы не так! Пожалела. Я ведь эти марки целых три дня в саду собирала. Брала только те банкноты, что были не очень грязные. А тебе сказала, что, чем кисель варить, лучше уж подарить их ребятишкам, пусть хоть раз, когда затеят игру в магазин, будут у них настоящие деньги.
– Слава богу! А то бы меня совесть замучила. За каждую марку можешь получить по два злотых! Один инженер их скупает. Он приглядел себе где-то машину, но за нее просят марки. Мне бы хотелось ему помочь, он недавно подвез меня из Острова на машине. И не взял ни гроша.
– Да я помру со смеха, прежде чем продам хоть одну марку. Если б нашлись желающие на все мои марки, я бы разбогатела. Сколько этому типу нужно?
Через несколько часов я получила от Мариана за свои марки злотые. Перед самым отъездом во Вроцлав я стала богатой. В тот же день я послала тридцать тысяч злотых бабке. Представляю, как вытянется у нее физиономия, когда почтальон принесет деньги. Ну и что ж, пусть знает, что я способна на такой жест. Если б я написала ей и попросила сто злотых на обратную дорогу, то наверняка не получила бы ответа.
Глава 3
Я постепенно осваивалась на новом месте. Все произошло быстро и без особых волнений. В Свебодзицах меня провожали только Мариан и Вися с женихом. С Марианом мы будем время от времени видеться – он обещал приезжать. Висю я заверила, что при первом удобном случае загляну в Свебодзицы.
В жилой комнате я поставила радиолу и самые необходимые вещи. Все свое остальное добро – узлы и ящики – разместила в другой комнате, где не было печи, и поэтому зимой она служила кладовой.
Во Вроцлав я ехала через Свидницу, где ко мне присоединился Мацеевский. Он же во Вроцлаве отвез меня прямо на место и позаботился о всех формальностях, связанных с переездом.
Только я собралась подмести комнату, как в дверь позвонили.
– Спасибо. У меня, правда, есть ключ, да руки заняты, не могла вытащить его из кармана.
На пороге стояла моя новая сослуживица и соседка, нагруженная всякими свертками и кульками. Правым локтем она прижимала к себе большую сумку, которая грозила вот-вот выскользнуть на пол. Я взяла у нее сумку, еще какой-то пакет и вслед за ней вошла в комнату.