Возвращаясь с вычищенными половиками, я встретила на лестнице пани Блахут. Она улыбнулась мне.
– Вот видишь, бабка разрешила тебе пойти с Янкой. Я сразу сказала, что она согласится. Только слушайся ее, чтоб она до субботы не передумала.
Дома на эту тему не было сказано ни слова. Тетка Виктория приглядывалась ко мне с какой-то странной подозрительностью. С чего бы это она?
На следующее утро бабка разбудила меня раньше обычного.
– Если ты собралась на танцы, то не должна нас срамить. Виктория дает тебе платье, вставай и принимайся за переделку. Смотри не испорти материала, он очень дорогой, довоенный.
Меня точно громом поразило. Что случилось? Тетка Виктория дала мне свое платье? Видно, скоро настанет конец света!
Я тут же взялась за переделку. Около двенадцати платье было готово к первой примерке. Я попросила у хозяйки разрешения посмотреться в большое зеркало.
– Я знала, что все будет в порядке, еще когда советовала пани Блахут, о чем вести речь, – смеялась хозяйка. – Хорошо, что малость развлечешься, ты это заслужила. Молодым девушкам обязательно надо развлекаться.
– Признаюсь вам, что все это кажется мне немного странным и подозрительным. Чего там Блахутиха наговорила, что они так быстро согласились?
– Чего наговорила, того наговорила. Главное, они теперь не будут так к тебе придираться. Сама убедишься!
Сразу же после обеда прибежала Янка.
– Ну как? Идем? У меня уже есть платье, правда, оно мне чуть узковато. Мама купила по случаю у одной варшавянки.
– Как будто идем. А платье принеси, – осмелилась я предложить свои услуги, хоть и знала, что бабка запрещает мне водить знакомства и смотрит волком, когда ко мне приходят подружки. – Принеси. Может, удастся немного расставить.
– Сможешь? – робко переспросила Янка.
– Ну конечно, обязательно принеси.
Вечером пришла Янка с платьем. Мы устроились на лестнице, ведущей на чердак. Там было тепло, потому что стену согревала труба. Работа закипела. Я заканчивала свое платье, а Янка порола свое…
– Знаешь что? – призналась Янка. – Честно говоря, я ни разу в жизни не была на вечеринке. А ты?
– О, я-то бывала! Во Львове была в шикарном ресторане, где оркестр – во фраках, и в Тарнове. И в Кракове один раз, – придумала я, не моргнув глазом.
– А я сижу как на привязи. Собственно, насчет моего замужества уже все решено. Года два назад договорились с одним семейством из Барвалда. У них большая столярная мастерская и только один сын. Дочки, правда, две, но обе замужние. Одна живет с мужем в Скавине а другая – в Кракове. Сын при мастерской останется. Он уже вернулся, я его несколько раз видела. Красивый стал. Он как будто на подпольных курсах[4] учился. Должен быть на танцах, поэтому и я иду.
– А что будет, если вы познакомитесь поближе и поймете, что не подходите друг другу?
– Да ты что, Катажина! – возмутилась Янка и даже перекрестилась. – Можно ли говорить такое! Решают родители, а их воля – закон. Хорошо, что моя мама не слышит твоих слов. Ведь у меня есть брат. Ему останется наша столярная мастерская. А у моего жениха дом и отличное хозяйство. Это важнее всего. Стану хозяйкой что надо. Старики обо всем договорились, так что я спокойна.
– А у меня все будет иначе. Я выйду замуж по любви. У меня ничего нет, и от будущего мужа я ничего не жду. Одного желаю: чтобы был человеком. Знаешь… таким, настоящим… и чтобы любил меня!
– Любовь приходит позже – так моя мама говорит. Иногда только после того, как появятся дети. Главное – воля и согласие родителей. Ну и благословение господне.
– А без готовенькой мастерской и дома ты своего будущего не представляешь? Не понимаешь, какая это радость – добиваться всего собственным трудом! Подумать только, ты всего на три года меня старше, а думаем мы совсем по-разному. Я свою жизнь представляю иначе. Кастрюли, уборка, дети… Считать деньги, обеспечивать государству прирост населения, а себе набивать кубышку? Нет уж! Я буду работать, радоваться тому, что живу, и замуж спешить не стану.
– Советую тебе, Катажина, на людях в Кальварии такого не говорить. Только навредишь себе.
В пять часов я надела новое платье и побежала к хозяйке посмотреться в большое зеркало. Выглядела я сносно. Круглое, смуглое, немного скуластое лицо, большие карие, чуть раскосые глаза, почти черные прямые брови и густые, волнистые, русые волосы. Это недурно. Рослая, хорошо сложена. Только надо следить за собой, чтобы поменьше этих угловатых, мальчишеских движений.
Платье мне к лицу. До сих пор я о своей внешности не задумывалась.
Посторонние часто отпускают комплименты, от которых меня бросает в краску, зато родственнички только шпыняют, – таким образом, одно уравновешивает другое. Я собой не восхищаюсь, но и самоуничижением заниматься не склонна. Других забот хватает.
Туфли для танцев мы с Янкой взяли с собой, а шли в высоких резиновых сапогах. Мне становилось все веселее. Совсем не то, что ходить по Кальварии с бабкиными поручениями. Похоже на настоящее приключение. С полей потянуло запахом талой земли. Снег, выпавший несколько дней назад, еще держался, но был уже грязный и ноздреватый. Кое-где пробивалась сочная зелень озими. Было уже много птиц. Вокруг царило необычайное оживление.
Некоторое время мы шли молча. Все внимание было сосредоточено на дороге – поскользнуться ничего не стоит, а тогда неизбежно вываляешься в грязи. Мне казалось, что мы вышли из дому уже очень давно.
Едва мы свернули на проселок, как начало смеркаться. В темноте все вокруг стало унылым. Только поднявшись на бугор, мы почувствовали себя бодрее. Теперь можно было различить деревенские хаты, окна уже светились, и дома казались какими-то теплыми и уютными.
– Видишь те три тополя, Катажина? – воскликнула Янка. – Вон там, слева. От этих тополей и до самой дороги – земля того семейства, о котором я тебе рассказывала. А вон их дом – тот, что повыше других, у шоссе.
– Ну, ну, будешь хозяйкой что надо, поздравляю, – сказала я как бы всерьез, но на самом деле мне было жаль Янку. Ведь она все знала о своей жизни наперед – никакой романтики не было в этом распланированном будущем.
– Интересно, пришел ли мой суженый на танцы, ждет ли он меня? – загадывала Янка.
– Отчего ж нет, обязан ждать, – успокоила я ее. – Знаешь, как меня напутствовала тетка Виктория? «Смотри, – говорит, – не знакомься с кем попало, танцуй только с приличными молодыми людьми». Неплохо, верно? А я ей сказала, чтобы не беспокоилась: я буду пользоваться успехом, как трамвай на рождество, значит, не о чем тревожиться.
Янкин двоюродный брат, высокий худой парень лет двадцати двух, по словам хозяйки, «известный кальварийский соблазнитель», участия в разговоре не принимал. Был он богат и хорош собой и поэтому соответственно задирал нос. И конечно, воображал, что стоит ему только заговорить с девушкой, как у той от радости сердечко затрепещет. Я решила немножко его поддразнить.
– Знаешь, Томаш, гляжу я на тебя иной раз в окошко, и кажется мне, что ты аршин проглотил: такой ходишь надутый.
Томаш не удостоил меня ответом.
– Оставь его. Он сегодня злится, ему портной испортил костюм…
– Между прочим, кто выдумал так далеко устраивать танцы? Идем, идем, у меня даже ноги заболели, а конца дороги не видно, – проворчала я.
– Мы уже совсем близко, – объявила Янка. – Видишь освещенный дом у дороги? Это здесь.
– Какое счастье, а то я уже подумывала, не повернуть ли назад, – продолжала я дурачиться, чтобы скрыть растущее волнение.
Наконец мы пришли. Еще издали я заметила перед домом непонятное большое, темное пятно. Когда мы подошли поближе, оказалось, что это толпа народу. При виде такого странного скопища людей я встревожилась и спросила: