Он засунул одну из матриц во внутренний карман пиджака, взял в руки вторую и огляделся в поисках подходящего места для тайника. Подошел было к сейфу, но передумал и, приблизившись к картине, сунул руку за раму, ощупывая холст с обратной стороны. Удовлетворенно кивнув, просунул туда матрицу и закрепил ее куском скотча. Открыл сейф, вынул оттуда кобуру с тяжелым травматическим пистолетом, надел ее под пиджак и склонился над селектором связи:
— Наташа, будь добра, приготовь мне термос крепчайшего кофе… И постарайся достать каких-нибудь стимуляторов, мне предстоит не спать всю ночь… Отмени все запланированные встречи дней на пять вперед. Я срочно выезжаю в Туапсе… Понадобилось навестить наш филиал.
— Телохранителя или шофера вызвать? — уточнила девушка.
— Нет, это самая рядовая поездка… С «частным уклоном». Лишние «уши» там ни к чему… Да, и к моему возвращению подготовь бумаги о… Впрочем, об этом м скажу, когда вернусь…
— Андрей Дмитриевич, давайте я все же вызову водителя, — попросила девушка. — Или закажу билет ми самолет?
— Нет необходимости. Я справлюсь сам. Когда я вернусь, собери совет директоров. Я сделаю заявление.
— Хорошо, — сказала секретарша. — Тогда… Удачной дороги, Андрей.
Туманов лишь кивнул в ответ, забывая о том, что находящаяся за стеной секретарша не может его видеть, и непроизвольно дотронулся пальцами до лежащей в кармане матрицы. В последний раз окинул взглядом кабинет и вышел в залитый солнцем парк.
С радостным выражением на лице Еременко поднялся навстречу входящему в кабинет Туманову и забасил:
— Давненько тебя в наших краях не…
Договорить он не успел: мощным боковым ударом
Андрей отшвырнул его обратно к столу.
— Ты что делаешь? Спятил?! — заорал Еременко, вскакивая на ноги. — Ты что делаешь, сволочь?!
Туманов молча извлек из кармана матрицу и похлопал ею о ладонь.
— А-а, — протянул Генка, сплевывая сочащуюся из разбитой губы кровь. — Я как чувствовал, что эта затея нам боком выйдет. А рассказывать тебе обо всем с самого начала… Тоже неизвестно, как ты на это посмотришь… Но ты меня выслушай, я тебе все…
— Все мне объяснять не надо, — сухо сказал Туманов. — Ты мне только одну вещь объясни… Когда ты с голодухи на «большую дорогу» шел — это я еще мог понять. Теоретически, но мог… Но сейчас?! У тебя есть квартира, машина, дача, вполне приличная работа, весьма хороший по нашим временам заработок… Еще больше хочешь? Так работай! Это же лучший на мой взгляд вариант: получать столько, на сколько ты работаешь… Так почему ты занимаешься этим сейчас?! Почему ты подставляешь под удар меня и всю нашу корпорацию?! То, что это — жадность, я понимаю, но осознать это не могу!.. Объясни.
— Объяснить?! — в голосе Еременко застыла ненависть. — А ты не сможешь понять. Потому как не захочешь. «Зарабатывать столько, на сколько работаешь»? А независимость? Сколько раз ты сам клялся, что никогда больше не станешь работать ни на «дядю», ни на государство? А я на кого работаю?! На себя?.. Я по-другому жить хочу! По-своему! А вынужден каждый свой шаг, каждое слово соизмерять с твоим мнением и мнением тупоголового сборища, именующего себя «советом директоров». Это ты называешь «работать на себя»?
— А что бы ты сейчас делал, если б не работал в концерне? — спросил Туманов, — Ты только представь… Включи свое воображение и представь!
— Не знаю — что, но во всяком случае это была бы моя судьба! Моя!..
— Так кто тебе мешал уйти и заниматься тем, чем хочешь? Почему ты пытаешься нажиться не за счет своего труда и пота, а за чужой счет? Если б ты просто ушел, это было бы по крайней мере честно.
— За чужой счет? — оскалился Еременко. — Я рискую, и это мой «счет»!
— Рискуют все! Из-за твоих выходок может рухнуть все, что создавалось годами, то, в чем заключена судьба десятков людей, строящих и развивающих этот концерн, отдающих ему силы…. Ты их всех ставишь под удар!
— Ты поставь себя на мое место и подумай, как бы ты себя чувствовал, когда видел, что тебя содержат из жалости, всовывая в ту среду, в которой ты себя чувствуешь… Которая тебе не по душе.
— Я даю людям шанс сделать что-то. Ты и все прочие зарабатывают вполне приличные деньги. Этих денег хватает не только на жизнь, но и на обучение. Учитесь, находите связи, пробивайтесь и занимайтесь тем, что по душе. Я не притягиваю вас за шиворот. Я только предлагаю. Эта работа дает друг другу возможность зарабатывать деньги… Мне казалось, что, собрав вас вместе, я получил отличную, дружную команду, способную преодолеть любые преграды и создать свою судьбу самим… Я полагал, что вы захотите, чтоб еще ваши дети работали в этой фирме… Работали на себя…
— Вот! — победно сказал Еременко. — Вот именно! А нас ты спросил?!
— Да, — сквозь зубы сказал Туманов. — Спросил, когда приглашал на эту работу… И ты согласился.
— Потому что выбора не было!
— Но теперь-то он есть?! — Туманов перевел дыхание и тяжело посмотрел на Еременко. — Почему, Генка?! Мы же вместе с тобой с самого детства? Ведь сколько всего пережито… Мне казалось, что я не сделал тебе ничего такого, за что меня можно было ненавидеть… Или использовать…
— Время меняет людей, Андрей, — Генка устало опустился на стул. — Бывает, что ты ни в чем не виноват, а жизнь лупит тебя и лупит… И ты начинаешь защищаться, вырабатывать для себя законы выживания… И я, и ты сильно изменились за эти годы. У нас у обоих не сложилась жизнь. И ты, и я не нашли счастья в личной жизни, и ни ты, ни я не сумели заняться делом, которое по душе… Только я не могу заниматься тем, чем хочу, а ты не хочешь… Ох, будь я на твоем месте…
— Хочешь поменяться местами? — тихо спросил Туманов. — Только тогда уж и судьбами. Судьба — это неотъемлемое дополнение к тому месту, которое ты занимаешь в жизни…
— Думаешь, она легкая у меня? — усмехнулся Еременко. — Раскрой глаза пошире… В конечном итоге у тебя есть свое дело… Есть даже дочь. Только ты все это не ценишь. Уж не знаю, по каким таким мотивам, но ты сам не хочешь получить все то, о чем мечтал когда-то… Так что, не тебе осуждать меня.
— Но я никогда не делал ничего за спинами своих друзей, — сказал Туманов. — Уходи, Генка. Я отпускаю тебя, но никогда больше не вставай на моем пути…
— Как ты можешь «отпустить» или «не отпустить» меня? Это моя жизнь, и я сам…
— Я могу уничтожить тебя. Жизнь и меня не сделала добрее. И поверь: я вполне могу это сделать… Я очень надеялся на тебя, Генка… Уходи…
— Матрицы отдашь? — угрюмо спросил Еременко.
Туманов отрицательно покачал головой.
— Андрей, — сказал Еременко, — ты не понимаешь… Это не только мое дело. В нем завязано очень много людей… Не бери на себя больше, чем ты сможешь вынести…
— Я уж как-нибудь… поднатужусь. Одну матрицу я спрятал, и не тебе, ни кому другому ее не найти, а вторая… Ты мне скажи, лучше, вот что… Уланов тоже в этом замешан?
Еременко посмотрел Туманову в глаза и, помедлив, нехотя кивнул.
— Я так и думал, — сказал Андрей. — Передай ему, чтоб он тоже уходил. Сам… Я могу многое простить, но расчетливое предательство…
— И чтобы сказать мне это, ты проехал полстраны? — скривился Еременко.
Андрей посмотрел на него с удивлением и пожал плечами:
— Мне очень хотелось посмотреть тебе в глаза… С другим человеком все было бы иначе, но мы росли с тобой вместе, вместе мечтали, надеялись… Ради этого прошлого я и приехал сюда. И именно поэтому я говорю тебе: уходи сам…
— Отдай матрицы, — повторил Еременко. — Ты даже не представляешь, какие силы в этом задействованы… Ты как-то сказал мне, что на таможне тебя почти не проверяют, а у нас было слишком мало времени… Ты только представь, какие это деньги, какие возможности! Без особого труда, без всяких налогов и проблем с законодательством… То, что у тебя в руках — больше, чем состояние! Это — шанс! Это тот самый шанс, который выпадает только раз в жизни! У нас есть все возможности, чтобы заняться этим без особого риска… Знал бы ты, чего нам стоило достать эти матрицы, что пришлось пережить ради этого… Отдай их, Андрей… Дело не только во мне…