— Виктор Владимирович, вы ведь должны знать правила ведения боя не только теоретически, но и практически… Недавно к нам пришла копия заключения экспертизы. Из трех… Заметьте — из трех!.. тел мародеров, было извлечено четырнадцать пуль от «калашикова»… А теперь объясните мне, человеку «едва знакомому» с условиями ведения ночного боя, как можно в кромешной темноте умудриться нашпиговать противника таким количеством свинца?.. Нет, если бы у него были с собой три-четыре запасных «рожка» к автомату, я бы понял… Но ведь их было всего два? К тому же один из них полупустой?..
— Наверное, он очень хороший стрелок, товарищ полковник, — серьезно ответил Пензин. — Иначе как это можно объяснить?
— Ну… Можно еще предположить, что он стреляет «на слух», как ковбой, — прищурился комполка. — Или это были «самонаводящиеся» пули… Правда, я и не знал, что мой полк так хорошо оснащен. Стыдно: я, командир полка, а таких простых вещей не знаю… нет, лейтенант, здесь только два варианта: либо парнишка видит в темноте как кошка, либо.
Полковник замолчал, ожидая, что Пензин сам закончит за него фразу, но лейтенант молчал и, вздохнув, он договорил сам:
— Либо он, отыскав преступников, попросту уничтожил их, безо всяких «сантиментов»… вы понимаете, что я смягчаю выражения? Это было ясно с самого начала, но столь же ясны были и руководящие им мотивы, потому что ваше объяснение и рапорт были приняты, рассмотрены, а дело закрыто. Кроме того, сообщу вам конфиденциально: первичные показания группы быстрого реагирования, прибывшей на место происшествия сразу после перестрелки и которым Туманов рассказал нечто иное, чем после встречи с вами, были ими переписаны заново после беседы в особом отделе. Особисты объяснили им разницу между тем, что «произошло на самом деле», и тем, что они восприняли чисто субъективно, и следовательно — «ошибочно»… к счастью, ребята оказались сообразительные и не только переменили показания, но и твердо стояли на них в дальнейшем. Военная прокуратура удовлетворена. Но все же этот инцидент не прошел бесследно, потому я и вызвал вас сегодня… Виктор Владимирович, как я уже говорил, обстановка в стране все больше накаляется, и наша дивизия вынуждена нести боевые дежурства в разных «горячих точках» все чаще и чаще… в связи с этим приходится вносить изменения и коррективы в тактику и методы, которые мы применяем. В нашей дивизии существует батальон особого назначения, в каждом полку — рота особого назначения, а теперь еще принято решение добавить к этому и отряд особого назначения. В каждом полку будет создан один такой отряд для выполнения особо ответственных задач: освобождение заложников, подавление особо ярких точек сопротивления, борьба с терроризмом… В дивизию набраны лучшие ребята со всей страны. В «отдельные роты» — наиболее физически подготовленные из них, а в «отрядах особого назначения» будут лучшие из лучших. Элита. И не только по физическим данным… Мы внимательно рассмотрели ваше личное дело, и нашли, что ваша кандидатура вполне подходит на эту должность. Поэтому я спрашиваю вас: готовы ли вы взять на себя ответственность возглавить подобный отряд? Обучать его, воспитывать и отвечать за его действия?
Пензин минуту подумал и уверенно кивнул:
— Да.
— Хорошо. Я надеялся, что вы так и ответите… Тем более, что приказ о вашем назначении мной уже подписан. Вам самому предоставляется возможность отобрать из состава полка солдат, с которыми вам предстоит работать. Двенадцать солдат и одного сержанта. У вас есть на примете сержант, способный справиться с подобной задачей и быть вашим помощником? На кого мне готовить приказ?
— Полагаю, товарищ полковник, что и этот приказ у вас уже подготовлен, — уверенно сказал Пензин, и легкая улыбка, промелькнувшая на лице полковника, подтвердила его догадку. — Туманов. Сержант Туманов.
Они стояли перед ним и оценивающе рассматривали. Высокие, атлетически сложенные, все, как на подбор «мастера» и «кандидаты в мастера» спорта, уже закаленные переделками и испытанные в командировках. Они изучали Туманова с не меньшим интересом, чем он — их. У некоторых в глазах Туманов видел неприкрытую насмешку. Немудрено — он был на полголовы ниже самого низкорослого из них.
На левом фланге красовался ефрейторскими нашивками Семен Павлов — его Туманов помнил еще по учебной роте. Именно его и порекомендовал в первую очередь Туманов подбирающему состав отряда Пензину. Теперь Павлов занимал должность стрелка- пулеметчика. Далее шел Кирилл Суханов, радист. Сергей Бирюков, снайпер. Два закадычных друга — Кузькин и Меркулов, отслужившие уже по полтора года, и прочие, фамилии и биографии которых Туманов выучил наизусть. Теперь он пытался расширить сухие строчки характеристик, всматриваясь в лица тех, кто теперь зависел от него, и от кого зависел он, понять их, узнать и угадать характеры.
— Значит так, — сказал он. — Как вам уже известно, моя фамилия — Туманов, и я назначен сержантом этого отделения. Нравится вам это, или нет, но нам предстоит провести с вами остаток нашей службы. Специфика нашего отделения несколько отлична от прочих, поэтому и отношения между вами должны отличаться от тех, что царят в роте. Если кто-то из вас питает иллюзии, что служба в этом отделении дает какие-то привилегии, то я должен его разочаровать. Служба в этом отделении только «обязывает»! Мне безразлично, кто сколько из вас прослужил: год или полтора. Для меня все вы — боевые единицы, которые мне предстоит спрессовать в единый ударный механизм. Все, что мешает объединению, я буду уничтожать. В корке! Отраду — быть, несмотря ни на что. Если кто-то захочет быть отдельной «частью», подразумевая какие-то физические или временные преимущества, якобы дающие привилегии, тот открыто объявит себя разрушителем того, что должно называться «командой». И если мне не получится убедить его в обратном, то я попросту избавлюсь от него… Но полагаю, что такой вариант маловероятен: упрямей меня в этом мире есть только две вещи — пирамида Хеопса и «бухарский ишак».
Солдаты невольно заулыбались.
— Я знаю, о чем вы думаете, глядя на меня, — продолжал Туманов, — Вы пытаетесь понять, почему я назначен вашим командиром. И наверняка в ваших головах крутятся две версии: «либо выскочка», «либо лизоблюд», выпрашивающий «вольготную» должность «по блату». И то, и другое — ошибка. Посмотрите друг на друга, оцените, ужаснитесь и представьте, кем же надо быть, чтобы объединить и подчинить себе таких отъявленных головорезов?.. Представили?.. Так вот: я — еще хуже!.. Впрочем, скоро вы это узнаете. Словами всего не передашь. И я — вас, и вы — меня, узнаем лучше, когда спустим друг с друга по десятку шкур. А пока что я требую от вас только одного: бездумного и беспрекословного повиновения. С сегодняшнего дня думать за вас буду я. Я не требую от вас потери индивидуальности, но мне необходимо, чтобы вы слились в одно, единое целое. Я тоже часть этого коллектива, но я та «часть», которая принимает решения. Поэтому о какой-то «любви» между нами не может быть и речи. Во-первых, я не женщина, чтобы меня любить, а во-вторых, только извращенец может любить того, кто отдает ему приказы. У меня тоже есть тяжелейшая задача — заслужить ваше уважение… Но не больше. Уважать меня вы начнете тогда, когда почувствуете, что я научил вас чему-то и дал что-то. А до этого я заслужу вашу ненависть, именно потому, что заставлю научится чему-то… А для начала мы уточним, что вы уже умеете, и чего не умеете. У меня есть настойчивое предчувствие, что нам предстоит пережить парочку нелегких месяцев… Отделение!.. Напра-во!.. На полосу препятствий, бегом… марш!..
Минут через десять после того, как свет в зале погас, Туманов пробрался между рядами стульев и вышел на улицу. Фильм, который сегодня показывали в клубе, он смотрел не менее пяти раз, из-за не отличающегося разнообразием репертуара, поставляемых в полк кинолент. Отойдя к беседке для курящих, Туманов вынул из пачки сигарету и закурил.
Лето выдалось жаркое. Даже в беседке, окруженной высокими тополями, не было долгожданной прохлады. Знойный воздух пропах плавленным асфальтом и краской. Туманов снял пилотку и вытер катившийся со лба пот.