— Это значит, что мы швартуемся здесь. — Он указал на ряд параллельно расположенных платформ, покачивавшихся на волнах.
На гребне волны баркас вплыл между двумя платформами; гребцы справа ухватились за свободные веревки, привязанные к столбам. Не без труда Хэдон и его спутники вылезли на причал и уцепились за канатный поручень. Оставшиеся в баркасе горожане, отталкиваясь от причала, помогая себе веслами, проплыли обратно меж помостов.
Центральная платформа, покачивавшаяся на волнах, уходила далеко в море, оставляя позади выходившую на нее лестницу.
Искусный бронзовый механизм мог продвигать платформу вперед и назад, вверх и вниз, поднимать ее вертикально, не отделяя от лестницы и не врезаясь в нее. Но металлические плечи и соединения скрежетали, словно прося смазки.
Во главе с Хэдоном спутники двинулись к лестнице. Платформа освещалась факелами, но по мере подъема становилось все темнее. Наверху, на уровне улицы, едва можно было разглядеть что-то. Прямо с лестницы они попали в темное помещение. Хэдон велел всем стоять спокойно, пока он на ощупь искал дверь. Вскоре он нашел ее. Щеколда легко поддалась, и он оказался в другой темной комнате. Хэдон почувствовал, как что-то почти невесомое легло на его лицо, грудь, ноги. Что бы это ни было, но движения становились все более скованными. В комнате зазвенели маленькие колокольчики. Внезапно дверь в противоположной стене распахнулась, и свет влился в комнату. Вошли люди, вооруженные мечами. Теперь свет ударил и сверху, из люка. Оттуда, из-за частокола, на него смотрели люди.
18.
Колокольчики подали сигнал, когда Хэдон натянул привязанные к ним бечевки. Он вскричал, не двигаясь:
— Я — Хэдон, муж Лалилы, той женщины, которая совсем недавно пришла сюда! Карсух привела ее с ребенком!
— Я знаю, — ответил офицер. — Он отдал приказ, и бечевки упали на пол. Осмотрев остальных в группе — очевидно Карсух обрисовала их — офицер провел гостей в следующую комнату. Они поднялись по другой, высокой, винтовой лестнице в просторные покои. Мраморные стены украшали фрески, в нишах — статуэтки из слоновой кости и золота. Гости проследовали за офицером через анфиладу роскошных комнат и поднялись на третий этаж, миновали коридор и еще раз — по другой лестнице — на седьмой этаж в башне — в этом они убедились, добравшись до верха крыши. Лалила, Абет, Карсух и все остальные находились в зале с открытой стеной. Они смотрели вниз на город, быстро пожираемый огнем. Пламя распространялось на новые районы, очаги огня возникали во многих местах, отдаленных от основного пожара. И там, судя по всему, поработали люди, объятые той же истерией и манией саморазрушения, которая охватила несчастных на улице Опрокинутых Ульев.
Сколь многое видно было с этой высоты. Пожарники и добровольцы, тащившие бадьи с водой в просветах улиц, солдаты, сражающиеся с бунтовщиками и мародерами, толпа, запрудившая проходы, теснящая солдат в адское пламя, беженцы, давящие друг друга, с воплями оттаскивающие других несчастных от проходов на лестницы.
Тут и там строения, словно игрушечные, складывались и проваливались в пламя, иногда обрушиваясь сквозь настил улицы и оставляя после себя лишь полые дымящиеся пространства.
Хэдон тотчас нашел глазами Лалилу, неслышно подошел, обнял ее за талию и поцеловал. Лалила испуганно вскрикнула — она не видела, как он вошел, — и уткнулась лицом в его грудь.
— Куда бы я ни попала, куда бы я ни попала — повсюду смерть, горе, ненависть, разрушения.
— Это лишь оттого, что смерть, горе и разрушения везде, куда ни кинь глазом, — сказал Хэдон. — На тебе не лежит проклятие. Не более, чем на других.
Она хотела что-то сказать, но уличная возня поглотила ее слова.
Они глянули вниз — оттуда и к ним добрался этот гам. Огонь вспыхнул и в строениях вокруг величественной башни в центре города. То ли и здесь восторжествовал умышленный поджог, то ли ветер принес искры и горящие кусочки дерева. Да и в этом ли суть! Пламя свирепело, освещая дома и улицы. Кольцо сжималось. При той скорости, с которой продвигался огонь, — языки его уже лизали цокольный этаж, — башню спасать будет поздно.
Карсух отвернулась от этой печальной сцены. Блики света огненной стихии и факелов вдоль ограждений отражались на ее лице. Оно напоминало медную маску горя.
— Пламя вот-вот охватит всю Ребху от края до края, — печально произнесла она. — Должно быть, Кхо наслала этот ветер, Кхо лишила разума этих людей. Ветер и безумие вместе спалят древнюю Ребху до самого моря. Ничего — даже свай — не останется.
— Значит, надо уходить, — откликнулся Хэдон. — Не проведете ли нас к судну, к нашей Душе Моря? Вы, конечно, можете уплыть с нами.
Карсух крикнула свою стражу, которая окружила гостей. Все быстро спустились по лестнице. Казалось, храм пуст, лишь на крыше, на наблюдательной вышке остались люди. Теперь Хэдон нес Абет. Ребенок прижался к нему, уткнувшись лицом в его шею. Девочка, слишком напуганная, не плакала и даже ничего не шептала. Что бы она ни чувствовала и ни переживала — молчала, словно неживая.
Вся группа спустилась ниже уровня улицы. «Все суда угнаны!» — вскричала жрица.
Стражники, шедшие впереди Хэдона, с криками устремились еще ниже. Хэдон передал Абет Хинокли и поспешил за стражниками. Последняя надежда — гребная шлюпка, отплывающая от пирса. В ней находились шестеро — трое мужчин, две женщины и мальчик лет двенадцати. Все были озабочены одним — быстрее отплыть, пока на борт не вскочили другие.
На раскачивающемся причале хватало людей — среди них и стражи храма, и воры. Эти, должно быть, проплыли под ближними улицами, убедившись, что все бывшие здесь суда уже захвачены. Кое-кто утонул, стремясь сюда, кое-кто был убит в безжалостной драке за суда. И вот теперь отплывала последняя надежда.
Стражники оказались храбрецами. Они, не колеблясь, бросились в воду за шлюпкой. Один забрался на корму и растянулся на ней. Но подняться не успел: удар краем весла пришелся на шею. Другой ухватился за корму, пытаясь подтянуться, но получил оглушающий удар по голове в шлеме. Он все еще цеплялся, но следующий взмах весла пришелся на ладони.
Пока гребцы расправлялись со стражниками, шлюпка потеряла ход. Трое воинов, хотя и уступали шлюпке в скорости, пытались догнать ее. Бронзовые шлемы и кирасы тянули ко дну, но носы пловцов еще торчали из воды. Что они намеревались предпринять, достигнув шлюпки, очевидно, неведомо было им самим. Они подчинялись приказам жрицы и более ни о чем в эту минуту не думали.
Хэдон, стоявший в низу лестницы, отошел, пропуская на причал остальных. Трое гребцов на шлюпке работали веслами в соответствии с их назначением, а другие стояли, готовые обрушить свои весла на головы плывущих стражей. Один из гребцов — мальчик — не лучшим образом справлялся с делом.
Шлюпка находилась сейчас футах в тридцати от причала. Не допрыгнешь, даже сильно разбежавшись.
Хэдон схватил за руку Русета:
— Надо завладеть этой шлюпкой. Мы погибнем в огне либо утонем, спасаясь от него. Как ты плаваешь?
— Ты спрашиваешь об этом парня — рыбака из Бхабходеса? — усмехнулся Русет.
— Поплывем вместе, нырнем под шлюпку и вынырнем впереди, — сказал Хэдон. — Я заберусь в нее слева от носа…
— Левого борта, — поправил Русет.
— Черт с ним! — отмахнулся Хэдон. С левой стороны. А ты справа…
— Правого борта, — поправил Русет, ухмыляясь.
Хэдон, право, и не знал, то ли врезать Русету, то ли похвалить за моряцкие познания. Этот рыжеголовый малый явно обладал сильным характером. Шутить в такую минуту!
— Надо действовать быстрее, — только и произнес Хэдон. — Пошли!
Не церемонясь, он пробивался сквозь толпу, сбивая людей, кого-то сталкивая в воду. Он держался самого края пирса, а Русет пристроился рядом.
Когда пирс высоко поднялся на волне, Хэдон прыгнул. Он не выплывал на поверхность, изо всех сил работая руками и ногами. Тяжелый меч немного тянул вниз. Течение относило вправо, но ведь то же самое оно проделывало и с шлюпкой. Когда уже стало не хватать дыхания, руки и ноги, казалось, наполнились свинцовой дробью, он вынырнул в десяти футах от шлюпки. При свете факелов на пирсе он увидел гребцов, бешено работающих веслами. Хэдон надеялся, что люди в темноте не заметят его.