В Израиле тетка всего год, но на ней уже и колье с бриллиантом и золотые браслеты на запястье позвякивают. Заметив удивленный взгляд Зои, пропела:
- Где взяла-а? Наворовала! Пятнадцать лет воровала. Только не говорите, что вы не воровали: в Союзе все евреи воровали.
Едва за ней закрылась дверь, Зоя не смогла удержаться от возмущения:
-Ну, и монстр! Пятнадцать лет воровала. Теперь жаждет развлечений, романтика ей нужна. Любовь в парадном... Эли сказанул бы ей словечко...
Полгорода проехали, а Зоя нет-нет, да и вспомнит ее, встрепенется.
- Ну, монстр!.. Думает, газета для нее создана...
Возле дома выбралась из машины, поблагодарила Софочку. У дверей оглянулась. Софочка не уехала, сидит у руля неподвижно, лицо в слезах. Зоя кинулась к ней: - Ты чего, Софа?
Софа хлюпнула носом. Положила руку на свой выросший живот, медленно вылезла из машины. Произнесла горестно: - Зайка, ты меня презираешь!.. Как же нет?! Пришла к Дову по объявлению - продаваться. А теперь вообще ... вот, не знаю, что со мной. Что делать?
- Дура ты, Софка! - воскликнула Зоя, глядя на заплаканное лицо подруги. - Разве ты продаваться шла?! Запихнуться в щель, чтоб не затоптали. Спрятаться и от всех и от себя.
- Значит, ты меня понимаешь! - И они обе заревели, обнявшись.
- Ну, так как же, Зайка, - спросила Софочка, проводив Зою до парадного. Поехать мне в этот Кфар Хабат или ну их всех к лешему, мужиков?
- Хочешь на детишек взглянуть? Ну, и погляди...
Утром у Софочки не завелся ее "Фордик". Всегда заводился, а тут не завелся. "Судьба", - произнесла Софочка упавшим голосом. Набрала номер Дова, сказала недовольно:
- Конь твой мертвый!
- Овес, наверное, на нуле.
- Есть, есть овес, четверть бака.
- Четверть? А куда правишь?
- В... Тель-Авив.
- Э, дамочка, чего вдруг? Если назвал "дамочкой", значит, что-то не по нему.
- Дела есть!
- Гусь, не осложняй себе жизни. В Тель-Авиве рули к моему офису. По городу не езди. Лучше в автобусе.
"Жадина, - сказала она самой себе. - Решил на мне сэкономить". Знала, он вовсе не жадина, не в этом дело, но почему-то хотелось думать о Дове с неприязнью.
- Так что тебе в Тель-Авиве?
- В госпиталь! - выпалила она, чувствуя, что щеки вспыхнули. - По своим делам... По каким? По женским! Что ты пристал?
- По женским? - Голос Дова сразу стал встревоженным. - Слушай внимательно, - приказал он. -Никаких автобусов и пересадок. - И он стал объяснять, как завести машину, спронуть ее с места. - А ежели не пойдет, кликни прохожих, чтоб подтолкнули. На ходу заведется.
Софочка вернулась к машине. Оказалось, в расстройстве не закрыла дверцу. Возле прохаживался незнакомый парень в замасленном комбинезоне. Вспомнилось предостережение Дова, у которого недавно увели уже вторую машину: "Двери на ключ! Район наш воровской. Каждый третий - автомеханик". Приказала парню в замасленном комбинезоне: - А ну, толкни! Давай-давай! Повернула ключ зажигания раз, другой, мотор зачихал, забился и - заработал на больших оборотах.
"Судьба?! - Жаром отдалось в висках. - Господи Бож-же, спаси и помилуй"
Нажала на педаль газа, махнув парню рукой в приоткрытое окошко, мол, счастливо оставаться...
Глава 6 (29).
"А Я ВООБЩЕ ШИКСА".
Когда Софочка доехала до поворота на Кфар Хабат, мотор заглох. Не дотянула. "Бож-же мой, где справедливость?!" - воскликнула в панике. Счастье, что в багажнике Дова чего только не валяется. Проголосовала, стоя на дороге с маленьким бидончиком в руках. Затормозил первый же водитель, седобородый старик в черной шляпе, надетой на засаленную кипу, сползшую на затылок. Поглядев на бидончик, а потом на округлый живот юной женщины, сказал, бензин есть, что за вопрос?! он отольет, сколько надо, но не знает, как это сделать.
Софочка не раз видела, как одалживают бензин в Израиле, отвинтила пробку на баке, опустила в бак тоненькую трубочку, втянула в себя воздух. И тут же выплюнула трубочку, что бы, не дай Бог, не глотнуть вонючей отравы. Глотнуть не глотнула, но полный рот набрала, едва отплевалась. Бидончик налила доверху.
Старик в черной шляпе головой покачал. Воскликнул удивленно: - Вейзмир, какие теперь еврейские девушки! Пьют бензин, как пасхальное вино!
- А я не еврейская девушка, - вырвалось у нее зло. - Я, по-вашему, шикса!
Один автобус с детьми уже вырулил на дорогу, но второй еще стоял у дома, когда Софа издали увидела Сашу. Одна его нога на земле, вторая на ступеньке автобуса. Не садится в машину, глядит в сторону шоссе.
"Успела! Успела!" - обрадовалась Софочка, припарковывая "Фордик" у ближайшего дома, не то белого, не то выбеленного, как украинские мазанки.
Автобус полон детишек, и смуглых, щекастых, и болезненно бледных, тощеньких. Все оглянулись на огромную, как гора, женщину в широком сарафане.
- Это Софа, - представил ее Саша. - Она тоже из России и такая же непослушная, как вы.
Дети засмеялись и принялись рассматривать апельсиновые деревья, посаженные вдоль дороги.
Когда автобус выкатился на широкое иерусалимское шоссе, Софочка уже знала всё про сашину командировку. Саша был в Москве, затем в Гомеле и еще в нескольких белорусских городах, пораженных чернобыльским взрывом. Привез больных детей для лечения. Деньги дали хабатники, те самые, что с бородами, но без пейсов. Оказывается, чернобыльский ребе был славен на весь мир... правда, не то сто, не то тысяча лет назад. На кладбище Чернобыля похоронены самые знаменитые еврейские раввины.
А Саша тоже хабатник? Интересное кино! Только где же его борода? Какие-то кустики торчат, уж лучше бы брился! Ясно: искали хабатника, знающего русский язык. У Саши язык дай Бож-же! Вот и послали в помощь врачам: отбирать детей, отравленных радиацией. Сейчас он стал детям и отцом, и матерью. Иные родители, сказал, обещали двинуться в Израиль, вслед за своими чадами, других от своей бульбы не оторвешь. 'Там хорошо, где нас нет", твердят. Дети окрепнут и вернутся к ним.
Маленькой синеглазой девочке с голубым шелковым бантом стало вдруг плохо. Саша посадил ее на колени и принялся декламировать стихи про доктора Айболита. И тут же запнулся, будто забыл, что дальше. Девочка, а за ней и все ее соседи начали ему подсказывать. Черноглазого мальчугана на заднем сиденье подташнивало, Софочка присела рядом, призналась, что и ей тоже плохо, шепнула:
- Давай вместе дышать ртом. Глубоко!.. Ой-ой, помогай!.. Что? Бензином запахло? Так я принимаю для аппетита по столовой ложке, два раза в день.
- Ну да?! - Мальчик открыл от удивления рот и забыл, что его тошнило.
Вытянули шейки и другие, с ближайших сидений. И тоже морщились от едкого запаха. Софочка импровизировала: ей после Чернобыля заменили сердечный клапан. Новый работает на израильском керосине.
- Ну да?!
Так и доехали...
Первой освободилась от врачебного осмотра неказистая крупная девочка чем-то похожая на нее, Софочку, когда ей было лет двенадцать. Стеснительная угловатая - дичится, забилась в угол.
Софочку словно током ударило. Между ней и этим ребенком разница в пять-шесть лет. Живи она не в Норильске, а в Гомеле, были бы и у нее такие же серые малокровные щеки... Как складывается жизнь! Случайно не отравили, случайно не зарезали. Было и такое, - едва спаслась в Норильске от пьяного хулиганья. Возникло теплое чувство соучастия: не только притихших детишек, но и ее. Софу, автобус с тихим кондиционером привез врачевать, греть жестким и целебным израильским солнцем.
- Я буду с детьми, - заявила она Саше тоном самым решительным, вернувшись в Кфар Хабат... - Что?.. Будто вам не нужны нянечки? Да не за деньги. За спасибо, ага?! - И с категоричностью, перенятой у Дова. - Буду утром, лады?..
Она была очень горда тем, что каждое утро, как и Дов, едет на работу, и даже не за спасибо: стали платить немного. Правда, мыть шваброй полы уже трудновато, нагибаться, тем более. Но зато развлекать ребятишек, разучивать с ними песни - второй такой няни не было. "Я по натуре горлан", говорила, улыбаясь, и вечерами пела детям и "Коробочку", и "Золотой Иерусалим", и белорусскую - про бульбу и, самую любимую в те дни в жарком Кфар Хабате, вызывавшую у детей слезы - про перепелочку. "А у перепелочки ножка болит. Ты ж моя, ты ж моя, невеличка..."