Хани нарушил молчание:
— По расчетам Орка и Кельбика, катаклизм должен начаться огромным протуберанцем в экваториальной зоне. Перед этим на Солнце снова появятся пятна…
Мы долго сидели, не произнося ни слова.
На экранах перед нами пылали изображения Солнца.
Властитель машин склонился ко мне.
— Орк, я только что получил сообщение из лаборатории космической физики. Они проанализировали планы марсианского звездолета, переданные Клобором. Наши физики клянутся, что за несколько лет сумеют воссоздать марсианский двигатель. Тем более что последний космолет с Марса доставил некоторые детали…
«Клобор! — подумал я. — Пора!..»
Вызвав центральную станцию, я приказал:
— Немедленно свяжите меня с Эрикобором на Марсе!
Несколько минут спустя справа от меня осветился маленький экран. Клобор стоял ко мне спиной, вглядываясь в свой собственный экран, на котором нестерпимо сверкало Солнце. Возле него на столике стояли бокал и флакон с розовой жидкостью, бринном. Я быстро посовещался с Хани и Хэлином.
— Ретранслируйте эту сцену на все экраны обеих планет! — приказал я.
— Пусть у Клобора будет свой час славы. Он его заслужил!
Затем я склонился к микрофону и позвал:
— Клобор! Клобор! Говорит Совет!
Там, на Марсе, седой старик вздрогнул, оторвался от захватывающего и жуткого зрелища и нажал кнопку видеоскопа. Перед ним появилось изображение контрольного зала. Он улыбнулся.
— Спасибо, Орк, что не забыли меня. Грустно было бы умирать одному. Но я не вижу бутылки! Вы не хотите со мной чокнуться?
Хэлин отдал короткий приказ. Тотчас появились бутылки маранского вина. Он наклонился к экрану и сказал:
— Клобор, от имени всех людей — спасибо! Благодаря вам мы когда-нибудь сможем отправиться к звездам, не увлекая для этого за собой всю Землю. Ваше имя будет жить вечно, пока существуют люди!
Старый археолог усмехнулся.
— Я предпочел бы, чтобы мое имя жило в моих научных трудах, а не благодаря случайной находке. Но что делать? Приходится принимать славу, как она есть. Однако не занимайтесь мной, у вас дела поважнее. Когда приблизится последняя минута, я позову…
Я перевел взгляд на астрономические экраны. На солнечном диске близ экватора отчетливо выделилась более темная зона с рваными, вихрящимися краями.
— Все идет, как мы предвидели, — проговорил Хани спокойным, даже слишком спокойным голосом. — Теперь взрыва ждать недолго…
Однако прошел целый час, а ничего нового не происходило. Солнце неторопливо вращалось. Затем его медленно пульсирующий диск исказился. Сбоку появился гигантский протуберанец, взлетевший, наверное, на миллионы километров.
Хани прильнул к объективу спектроскопического анализатора.
— Реакция Орка — Кельбика началась! Через несколько секунд…
Закончить он не успел. Несмотря на почти мгновенную автоматическую перенастройку светофильтров, мы все были почти ослеплены нестерпимо яркой вспышкой в самом центре Солнца. Когда способность видеть вернулась к нам, весь диск был окутан фантастическими фиолетовыми протуберанцами. В течение одной-двух минут Солнце раздувалось, теряло шарообразную форму, словно распадалось на части. Затем последовал сам взрыв. Кипящее огненное море заполнило весь экран ретранслятора N1, и он прекратил передачу, разнесенный на атомы.
— Теперь остается только ждать, — пробормотал Хани.
Чудовищный световой поток устремился за нами вдогонку. Однако телескоп на вершине центральной обсерватории все еще показывал нам Солнце как сверкающую звезду. Ретранслятор N2 перестал работать еще до того, как раскаленные газы достигли его, расплавленный радиацией. Последнее изображение с Меркурия показало людям Теневые горы, резко выделяющиеся на фоне неба, охваченного пламенем. Даже с Марса Солнце казалось теперь крупнее и ярче, чем некогда с обсерватории Эрукои.
Несколько минут спустя нас вызвал Клобор.
— Я вернулся с последней прогулки по Марсу. Уже сейчас на поверхности невыносимо. Лишайники горят. Думаю, что теперь мне осталось недолго жить, — закончил он тихо.
На мгновение он исчез, затем снова появился на экране.
— Даже здесь уже тридцать два градуса! Когда стрелка покажет пятьдесят…
Он положил термометр на стол так, чтобы мы его видели. Стрелка перемещалась на глазах. Сорок градусов… сорок пять…