Но островком спокойствия в жизни близнецов была их мать, Наоми Юнгер. Единственный человек, который любил их вне зависимости от того, какие награды они выигрывали. Наоми была милой девочкой из Южной Каролины, когда встретила Уильяма Юнгера и вышла за него замуж. Она была красивой и полной жизни, с заразительным смехом, а ее теплый акцент и нежные прикосновения наполняли дом Юнгеров безусловной любовью. Близнецы не слышали и слова критики из уст матери, пока помнили, что надо говорить «пожалуйста» и «спасибо», и раскладывали салфетки на коленях за ужином. Дом она вела идеально.
Готовила идеальные блюда. Выглядела идеально, даже когда отец был в отъезде на операции или тренировке. Была идеальной всегда, за исключением дней, когда не вставала с постели. Когда рыдала так, будто больше не сможет остановиться, когда на ее прекрасном лице была боль. Когда мать узнавала, что муж снова обманывает ее с другой женщиной.
В первые десять лет своей жизни Бью понятия не имел, почему у матери случаются дни, когда кажется, что из нее высосали всю жизнь. До тех пор, пока не услышал, как родители спорят на эту тему, пока в первый раз не услышал, как мать повысила голос. Тогда он узнал о неверности отца. Тогда он узнал, что это отец был причиной такой боли. Снова и снова. В тот день Бью узнал, что его отец не герой.
Он обсудил с Блейком то, что услышал. Брат сказал, что они должны постараться и забыть об этом. Их родители решили эту проблему, и теперь отец остановится. Конечно, этого не случилось, но больше не было никаких ссор. Никаких повышенных голосов или криков. До тех пор, пока Бью не исполнилось семнадцать. Но тот спор случился не между матерью и отцом.
Они тогда жили в белом оштукатуренном домике в нескольких милях от базы в Коронадо, Калифорния. Годом раньше Бью с Блейком подали заявление в военно-морское училище, и через несколько месяцев собирались в Аннаполис. У них никогда не возникало вопроса, кем стать. Не было ни единой мысли об ином будущем, кроме как пойти по стопам отца. Вместе. От материнской утробы до могилы.
Ни единой иной мысли до тех пор, пока Бью не обнаружил мать в огромном шкафу, лежавшую на куче одежды, которую она сдернула с вешалок.
- Почему ты остаешься с ним? – спросил он.
Мать слабо пожала плечом, как будто нормальное пожатие требовало слишком много сил.
- Почему я должна уйти?
Бью хотел, чтобы она встала. Сделала что-нибудь, но она просто смотрела на носки его ботинок.
- Где он? – спросил Бью, чувствуя такую же злость на мать, как и на отца.
- С Джойс.
- Соседкой?
Той, которая носила слишком обтягивающую одежду и красила волосы в слишком светлый цвет? Той, у которой, как знали все в округе, было много «друзей»? Его мать была в десять раз привлекательней и имела в двадцать раз больше класса.
Мама кивнула, и Бью вылетел из дома и забарабанил в соседнюю дверь прежде, чем подумал, что станет делать, если отец ответит. Те несколько секунд, что он стоял на крыльце, пока теплое калифорнийское солнце согревало его уже и так горевшее лицо, казалось, растянулись на целую вечность. Когда он поднял руку, чтобы постучать еще раз, дверь открылась, и в темном проеме появилась Джойс. Ее волосы были спутаны, шелковый халат съехал с плеча: она полностью оправдывала слухи. И пока Бью стоял там, глядя на шлюху-соседку, какая-то часть его отчаянно надеялась, что отца нет в доме этой женщины.
- Где мой отец?
Джойс распахнула дверь сильнее, и из глубины дома появился отец, натягивая коричневую футболку через голову.
- Что тебе нужно? – Не было никакого стыда или вины. Он выглядел чем-то раздраженным.
- Как ты можешь поступать так с моей матерью?
- Ей не стоило посылать тебя сюда.
- Она и не посылала. - Бью посмотрел отцу в глаза. Холодные, серые и так похожие на его собственные. – Почему ты причиняешь ей такую боль?
- Мужчине нужно больше, чем может дать одна женщина. Когда-нибудь ты поймешь.
- Что? Что обманывать жену хорошо?
- Это то, что делают мужчины. И ты тоже сделаешь.
Нет. Бью слишком много раз видел опустошение в глазах матери, чтобы стать причиной такой боли для человека, которого любит. Он покачал головой.
- Нет, не сделаю.
Отец улыбнулся, будто знал лучше:
- Ты и твой брат такие же, как и я.