— They manage to get a helicopter, an airplane. Police[23], — сообщает Бранко.
Они договариваются пройти на лодке Бранко вдоль берега. Куницкий звонит в Польшу, родителям, слышит привычно-хрипловатый отцовский голос, объясняет, что им придется задержаться еще на три дня. В чем дело, не объясняет. Мол, все в порядке, просто придется задержаться. Еще он звонит на работу и просит на три дня продлить отпуск: возникли небольшие проблемы. Почему именно три. он и сам не знает.
Куницкий ждет Бранко на пристани. Тот появляется в своей футболке с красной раковиной, но это другая футболка, свежая, чистая, — видимо, у него таких несколько. Среди пришвартованных лодок они находят маленький катер. Голубые буквы, не слишком искусно начертанные на борту, сообщают имя судна — «Нептун». Тогда Куницкий вспоминает, что паром, на котором они сюда приплыли, назывался «Посейдон». Тут вообще многое — бары, магазины, лодки — именуется Посейдоном. Или Нептуном. Оба имени море выбрасывает на берег словно ракушки. Интересно, какая у них с этим богом договоренность насчет авторских прав? Чем они ему платят?
Они садятся на катер, маленький и тесный, скорее это даже моторка с кое-как сколоченной дощатой каютой. Бранко держит там бутылки, с водой и пустые. И белое вино со своего виноградника — хорошее, крепкое. У всех тут виноградники и свое вино. Бранко вытаскивает из каюты мотор и ставит на корме. Заводится с третьей попытки, теперь приходится кричать. Шум невообразимый, но через несколько секунд мозг привыкает к нему, словно к плотной зимней одежде, отъединяющей тело от окружающего мира. Этот грохот постепенно обволакивает все уменьшающуюся картинку залива и порта. Куницкий видит дом Бранко, даже окна кухни и цветок агавы, отчаянно выстреливающий в небо — окаменевшим фейерверком, триумфальной эякуляцией.
Все на глазах съеживается и сливается: дома — в темную кривую, порт — в белое расплывчатое пятно, простеганное черточками мачт, зато над городком вырастают горы — голые, серые, с зелеными пятнышками виноградников. Они растут, становятся огромными. Изнутри, с шоссе, остров казался маленьким, теперь видна его мощь: монументальная трапеция скал, торчащий из воды кулак.
Они поворачивают налево и выходят из бухты в открытое море, отсюда берег кажется обрывистым, опасным.
Единственный источник движения — белые гребни волн, бьющихся о скалы, и потревоженные лодкой птицы. Когда Бранко заводит мотор, испуганные птицы исчезают. Еще — вертикаль реактивного самолета, разрывающая небо на два полотнища. Самолет летит на юг.
Они плывут дальше. Бранко закуривает две сигареты и протягивает одну Куницкому. Курить неудобно, из-под носа лодки летят, обрызгивая все вокруг, крошечные капельки воды.
— На воду смотри! — кричит Бранко. — Все, что плавает на поверхности!
Уже приближаясь к бухте с пещерой, они замечают вертолет — он летит в противоположном направлении. Бранко встает, машет руками. Куницкий смотрит на вертолет, он почти счастлив. Остров небольшой — думает он в сотый раз, — от взгляда гигантской механической стрекозы ничто не укроется, все видно как на тарелке.
— Поплыли к «Посейдону», — кричит Куницкий Бранко, но тот колеблется.
— Там нет прохода, — выкрикивает он в ответ. Однако катер поворачивает и замедляет ход. Заглушив мотор, они проплывают между двумя скалами.
Эта часть острова тоже должна называться «Посейдон», как и все тут, думает Куницкий. Здесь бог собственноручно возвел соборы во славу себя самого: нефы, пещеры, колонны и хоры. Линии непредсказуемы, ритм неправильный, неровный. Черные магмовые скалы блестят от воды, словно покрыты каким-то редким темным металлом. Сейчас, в сумерках, эти конструкции наполнены пронзительной печалью, квинтэссенцией одиночества — здесь никто никогда не молился. Куницкому вдруг приходит в голову, что он видит прообраз людских соборов: именно сюда следует водить экскурсии, прежде чем отправляться в Реймс и Шартр. Он хочет поделиться своим открытием с Бранко, но в лодке слишком шумно. Появляется другой катер, побольше, с надписью «Полиция. Сплит». Он двигается вдоль крутого берега. Лодки сближаются, Бранко разговаривает с полицейскими. Ничего не нашли, никаких следов. Так, во всяком случае, понимает Куницкий, потому что рокот мотора заглушает голоса. Видимо, они понимают друг друга по движению губ и едва заметному беспомощному пожатию плечами, плохо сочетающемуся с белыми полицейскими рубашками и погонами. Полицейские знаками велят возвращаться: вот-вот стемнеет. Куницкий слышит только это слово: «Возвращайтесь». Бранко жмет на газ, раздается звук, похожий на взрыв. Вода словно бы застывает, затем от катера расходятся волны, мелкие, точно мурашки на теле.