— Ты в порядке?
— Да, — сказал Мерфи, — отлично.
Он положил себе на тарелку еще чау-мянь и сказал:
— Почему ты не позвонила мне вчера вечером, когда парень в черном пытался проникнуть в здание?
— Ты же работал, — удивилась Робин. — А что ты мог сделать?
— Отлично, — сказал Мерфи. — Значит, ты звонишь мне только в том случае, если я могу быть полезен?
Внутри Робин поднялась знакомая смесь тревоги и разочарования, которую она слишком часто испытывала в браке.
— Конечно, нет, — сказала она. — Но мы сменили замки. Парень не вошел. Мне ничего не угрожало.
— Но ты все равно провела там ночь.
— В качестве меры предосторожности, — сказала Робин.
Теперь она точно знала, что беспокоило Мерфи: то самое, что беспокоило Мэтью и до, и после их свадьбы.
— Райан…
— Почему Страйк не знал, что ты еще в офисе, когда вернулся с религиозного собрания?
— Потому что свет был выключен, — сказала Робин.
— Значит, ты слышала, как он поднимался наверх, но не вышла и не спросила его, что случилось с Уэйсом? Ты ждала до сегодняшнего утра.
— Я не слышала, как он поднимался наверх, — честно ответила Робин. — В кабинете, где я находилась, это невозможно.
— И ты не написала ему, что останешься на ночь?
— Нет, — ответила Робин, стараясь не злиться открыто, потому что она слишком устала и не хотела ссориться, — потому что я решила остаться на ночь только в час ночи. Было слишком поздно, чтобы ехать на метро, и я все еще боялась, что человек в черном будет околачиваться поблизости.
— Ты только что сказала мне, что тебе ничего не угрожало.
— Так и есть. В здании.
— Ты могла бы взять такси.
— Я знаю, что могла бы, но я очень устала, поэтому решила остаться.
— А ты не беспокоилась о том, куда попал Страйк?
Теперь, находясь на грани проигрыша в борьбе со своим гневом, Робин сказала:
— Я ему не жена, и он сам справится. В любом случае, я уже говорила тебе: я была занята тем, что заходила на сайты знакомств, чтобы найти ту женщину, которую нам нужно опросить.
— И он не позвонил тебе после того, как ушел со встречи?
— Нет. Было уже поздно, и он, вероятно, предполагал, что я буду в постели.
— Верно, — сказал Мэрфи с той самой резкостью в голосе, которая когда-то была у Мэтью, когда они обсуждали Страйка.
— Ради Бога, просто спроси, — сказала Робин, теряя самообладание. — Спроси меня, спала ли я наверху.
— Если ты говоришь, что спала в офисе…
— Я так говорю, потому что это правда, и ты можешь продолжать давить на меня, но история от этого не изменится, потому что я говорю тебе то, что произошло на самом деле.
— Отлично, — сказал Мерфи, и в этом односложном слове было столько от Мэтью, что Робин сказала:
— Слушай, я уже проходила это дерьмо раньше, и я не собираюсь делать это снова.
— В смысле?
— Это значит, ты не первый, кто считает, что я не могу быть партнером Страйка, не трахаясь с ним. Если ты мне не доверяешь…
— Это не вопрос доверия.
— Как это может быть не вопросом доверия? Ты просто пытался уличить меня во лжи!
— Возможно, ты хотела пощадить мои чувства. Спала наверху, и, может быть, ничего не случилось, но ты не хотела признавать, что была там.
— Это не то, что произошло. Мы со Страйком друзья, и так получилось, что он встречается с адвокатом.
Ложь легко и инстинктивно сорвалась с уст Робин, и когда она увидела ясное выражение лица Мерфи, то поняла, что она достигла своей цели.
— Ты никогда не говорила мне об этом.
— Я и не подозревала, что ты так интересуешься личной жизнью Страйка. В будущем я буду держать тебя в курсе.
Мерфи рассмеялся.
— Прости меня, Робин, — сказал он, протягивая ей руку. — Правда, серьезно. Черт… Я не хотел… Лиззи ушла с предполагаемым “другом”, в конце концов.
— Я знаю это, но ты не учитываешь, что я не Лиззи.
— Я знаю. Мне очень жаль, но я серьезно. Как долго Страйк с этим адвокатом?
— Я не знаю — несколько месяцев. Я не веду записей, — сказала Робин.
Остаток вечера прошел достаточно дружелюбно. Уставшая, все еще раздраженная, но желающая сохранить мир, Робин сказала себе, что будет волноваться позже, если Ник, Илса или сам Страйк узнают, что его роман с Бижу не закончился.
Глава 116
Девять в начале означает:
Скрытый дракон.
Не действовать.
И-Цзин или Книга Перемен
Робин провела большую часть следующих трех дней, задавая себе безответные вопросы о состоянии ее собственных чувств и строя предположения о вероятной траектории развития вновь проявившейся ревности Мерфи. Пройдут ли эти отношения тот же путь, что и ее брак, — от растущей настороженности до разрушительного взрыва, или же она проецирует на Мерфи старые обиды, как и он на нее?
Несмотря на то, что Робин приняла перемирие и изо всех сил старалась вести себя так, будто все прощено и забыто, ее по-прежнему раздражало, что в очередной раз ей приходится оправдываться и отнекиваться в вопросах, касающихся Корморана Страйка. Эти роковые четыре слова: “Я тоже тебя люблю” привели к переменам в Мерфи. Назвать его новое отношение собственническим было бы слишком, но в нем появилась уверенность, которой раньше не было.
В минуты откровенности Робин спрашивала себя, почему она не позвонила ему, когда беспокоилась, что за углом может скрываться преступник. Единственные ответы, которые она могла придумать, были путаными, а некоторые открывали двери для дальнейших вопросов, на которые она не хотела отвечать. На допустимом конце шкалы находился ее страх, что Мерфи переборщил с реакцией. Она не хотела давать своему парню оправдание, чтобы он диктовал ей, как рисковать, потому что ей и так хватало этого от матери. И все же, шептала совесть, она позволила Страйку сказать ей, чтобы она была осторожнее, не так ли? Она также поступила так, как он ей посоветовал: ездила в такси и не бралась за работу в одиночестве. В чем же разница?
Ответ (так сказала себе Робин) заключался в том, что они со Страйком вели совместный бизнес, что давало ему определенные права — но на этом ее самоанализ прекратился, поскольку можно было утверждать, что у Мерфи тоже есть права; просто она считала их менее приемлемыми. Подобные размышления были опасно близки к тому, чтобы заставить ее столкнуться с тем, чего она решительно избегала. Размышления об истинных чувствах Страйка, как она знала по прошлому опыту, приводили только к растерянности и боли.
У Страйка тем временем были свои заботы. В субботу днем Люси позвонила ему и сообщила, что с Тедом, который все еще живет у нее дома, произошел “странный поворот”. Охваченный чувством вины за то, что за последние пару недель он ни разу не навестил Теда, Страйк бросил наблюдение за мужем, которого они прозвали Хэмпстедом, и сразу же поехал к Люси в Бромли, где обнаружил Теда еще более дезориентированным, чем обычно. Люси уже записала дядю на прием к врачу и пообещала сообщить Страйку новости, как только они появятся.
Большую часть понедельника он провел за наблюдением за Той Боем, передав его Барклаю поздно вечером, а через четыре часа вернулся в офис. Весь день Робин провела там, пытаясь сублимировать в работу то беспокойство, которое она испытывала по поводу перевода Уилла из безопасного убежища в доме Пат, чтобы навестить Пруденс вечером.
— Я все еще думаю, что Уилл и Флора могли бы пообщаться по FaceTim, — сказала Робин Страйку, когда он присоединился к ней за столом партнеров с кофе в руках.
— Да, но ведь Пруденс — психотерапевт, не так ли? Хочет личного контакта.
Он взглянул на Робин, которая выглядела одновременно усталой и напряженной. Предположив, что это связано с ее продолжающимся страхом перед церковью, он сказал:
— Они были бы глупее, чем я думаю, если бы пытались сесть нам на хвост после того, что я сказал Уэйсу в пятницу, но если мы кого-нибудь заметим, мы остановимся и встретимся с ними.
Страйк предпочел не упоминать о том, что если, как он наполовину подозревал, Уэйс играет в игры разума, а не действительно пытается вести скрытое наблюдение, то глава церкви может решить усилить преследование в отместку за их беседу с глазу на глаз в Олимпии.