Она выпила еще просекко, затем сказала:
— Ты ошибаешься насчет того, что я хочу быть героиней в глазах Корма. Я здесь, потому что думала, что он все испортит, если сделает это, и может перейти на личности.
— Что это значит? — спросила Пруденс, напряженно глядя на него.
— Ты, наверное, заметила, что у него есть огромное негодование по поводу людей с незаслуженным богатством. Он презирает Флору за то, что она не работает, за то, как он это видит, что она сидит дома и рисует то, что она пережила, вместо того чтобы об этом рассказывать. Меня беспокоило, что если бы ты начала спорить с ним так, как ты сейчас споришь, он начал бы нападать на тебя за… ну, ты знаешь.
— За то, что взяла деньги нашего отца?
— Сделала ты это или нет — не мое дело, — сказала Робин. — Но я не хотела, чтобы вы двое поссорились еще больше, чем уже поссорились, потому что я имела в виду то, что сказала тебе раньше. Я думаю, ты можешь быть именно тем, кто ему нужен.
Официант снова появился, чтобы убрать закуски, из которых только Робин взяла себе порцию. Выражение лица Пруденс несколько смягчилось, и Робин решила использовать это преимущество.
— Позволь мне рассказать тебе, исходя из моего опыта работы на ферме Чепмен, какие факторы, на мой взгляд, могут заставить Флору бояться давать показания. Во-первых, — сказала она, считая по пальцам, — это секс. Я сочувствую. Я уже говорила Страйку, что ее фактически насиловали в течение пяти лет.
Во-вторых, все половые контакты происходят без предохранения, так что есть вероятность, что у нее там были дети.
Она увидела, как дернулся левый глаз Пруденс, но сделала вид, что не заметила.
— В-третьих, она могла совершить там преступные действия и бояться судебного преследования. Как я знаю, на ферме Чепмена практически невозможно оказаться не втянутым в преступное поведение.
На этот раз рука Пруденс поднялась, по-видимому, неосознанно, чтобы прикрыть лицо, когда она без необходимости откинула волосы.
— Наконец, — сказала Робин, сомневаясь, не собирается ли она полностью испортить интервью, но уверенная, что должна это сказать, — ты, как ее психотерапевт, могла бы настоятельно рекомендовать ей проявлять осторожность при даче показаний или обращении в полицию, поскольку опасаешься, что она недостаточно психически устойчива, чтобы справиться с последствиями, особенно в качестве одинокого свидетеля.
— Что ж, — сказала Пруденс, — позволь мне отплатить за комплимент. Ты, несомненно, очень хороша в своей работе.
Официант принес основные блюда. Робин, слишком голодная, чтобы сопротивляться, одним глотком съела тальятелле с рагу и издала стон удовольствия.
— Боже мой, ты не ошиблась.
Пруденс по-прежнему выглядела напряженной и озабоченной. Она принялась за свои спагетти и некоторое время ела молча. Наконец, очистив половину своей тарелки, Робин сказала:
— Пруденс, клянусь тебе, я бы не стала говорить этого, если бы это не было правдой. Мы считаем, что Флора была свидетелем чего-то очень серьезного в церкви. Очень серьезного.
— Чего?
— Если она тебе не сказала, то я не думаю, что мне стоит это делать.
Пруденс отложила ложку и вилку. Решив, что лучше дать Пруденс время высказаться, Робин продолжила есть.
— Наконец-то, — тихо произнесла терапевт. — Есть кое-что, о чем она мне не говорит. Она обходит это стороной. Она то приближается, то отступает. Это связано с Утонувшим Пророком.
— Да, — сказала Робин, — это могло быть так.
— Робин…
Пруденс, похоже, приняла решение. Шепотом она сказала:
— Флора страдает ожирением. Она занимается членовредительством. У нее проблемы с алкоголем. Она принимает столько антидепрессантов, что почти не знает, какой сегодня день.
— Она пытается отгородиться от чего-то ужасного, — сказала Робин. — Она стала свидетелем того, что большинство никогда не увидит. В лучшем случае это было непредумышленное убийство по неосторожности. В худшем — убийство.
— Что?
— Все, что я хотела сказать тебе сегодня вечером, — сказала Робин, — все, о чем я хотела попросить, — это чтобы ты помнила, сколько пользы она может принести, если даст показания. Мы уверены, что иммунитет от судебного преследования может быть обеспечен. Флора и родственник нашего клиента были молоды и уязвимы, и я могу свидетельствовать о том, что делает церковь для принуждения к молчанию и послушанию.
Дело в том, — сказала Робин, — что я была милой интеллигентной девушкой из среднего класса с постоянным парнем, когда меня изнасиловали. Две другие девушки, пережившие его, были не такими. Это не должно было иметь значения, но имело. Одна из них полностью развалилась на допросе. Они выяснили, что другая была настолько распутной, что почти наверняка занималась с ним сексом по обоюдному согласию — и все потому, что однажды она надела пушистые наручники, чтобы заняться сексом с мужчиной, с которым познакомилась в клубе. Флора хорошо образована и богата. Никто не может представить ее в образе какой-то мошенницы, жаждущей наживы.