Минут через десять, совладав с собой, она осторожно, чтобы не разбудить няню, прокралась в детскую и остановилась у кроватки Дороти. Дочка будет очень скучать по Карлосу... Но что же делать? И зачем ее глупое сердце отравляет и без того ужасные минуты чувством вины? Почему внутренний голос кричит, что она совершает страшную ошибку?
Нет, твердо сказала себе Кэрри, я приняла решение и выполню его. Если Карлос ждет, что я стану мириться с его изменами, – не дождется. Я подам на развод... Нет, лучше просто исчезну – пусть гадает, где я и как от меня избавиться! Ничего с ним не случится, такая штучка, как Лотта, не откажется жить в грехе...
Но Кэрри тут же оборвала себя, придя в ужас от своих злобных и мстительных мыслей. Это несправедливо. Надо отпустить Карлоса с миром. Пусть женится на Лотте, если любит ее, – а судя по сегодняшнему вечеру, иначе и быть не может...
10
Прошло три недели с тех пор, как Кэрри вернулась в родительский дом.
Рассказ обо всем, что произошло с ней в Нью-Йорке, занял целый день. Потом были слезы, упреки, сожаления – и, конечно, поцелуи и слова любви. Отец и мать простили Кэрри то горе, которое она им причинила, и приняли внучку с распростертыми объятиями.
Кэрри думала, что возвращение домой излечит ее от тоски – однако дни текли за днями, а она тосковала все сильнее. Не желая огорчать родителей, она старалась казаться веселой и рыдала только по ночам, уткнувшись в подушку, чтобы отец и мать не услышали. Однако подавленное настроение дочери, разумеется, не могло остаться ими незамеченным.
Все чаще отец и мать заговаривали с ней о происшедшем – и то, что они говорили, Кэрри вовсе не нравилось.
– Что он, болван, этот твой муж? – интересовался отец, приводя Кэрри в ярость одним подобным предположением. – Только совершеннейший болван станет жениться на одной женщине, когда любит другую.
– Ты всегда действуешь не подумав, – вздыхала мать. – Почему ты не попробовала поговорить с мужем? Он ведь хорошо с тобой обращался. С какой стати ему вдруг понадобилось сбегать от тебя с этой бесстыжей? Твой отец никогда бы и не взглянул на такую женщину, – с трогательной гордостью добавила она. – Порядочных мужчин такие не интересуют.
В эту ночь Кэрри снова плакала. Казалось, сердце и душа ее остались в Нью-Йорке. С Карлосом...
Каждый вздох, каждое движение болезненно напоминало ей, что его нет рядом. По многу раз в день она, забывшись, обращалась к нему – но ответом ей было молчание. Кэрри мучилась и презирала себя за эти муки: десятки раз она бралась за телефонную трубку, чтобы позвонить Карлосу, но не знала, что сказать.
Два дня спустя Энджи Мастертон вдруг объявила за завтраком, что «пора прибраться в доме». Кэрри подавила стон: она не знала, с чего вдруг мать обуяло стремление к чистоте. Целый день все трое мыли, чистили и скребли дом, и к пяти часам даже обшарпанная кухня сияла чистотой.
Вечером родители Кэрри, как обычно по средам, отправились на службу в церковь. Кэрри заметила, что мать как-то странно тиха и задумчива.
– Доченька, – заговорила она вдруг, уже садясь в машину, – ты знаешь, мы с отцом... ну...
мы только о тебе заботимся. Одного хотим – чтобы ты была счастлива.
Удивленная Кэрри ожидала продолжения, но мать не сказала больше ни слова.
Проводив родителей, Кэрри зашла в комнату Дороти. Но здесь ее ожидай новый удар: малышка, рассеянно вертевшая в руках игрушку, подняла на нее огромные грустные глаза и пролепетала:
– Па-па! Па-па!
Этого Кэрри не выдержала – по щекам ее заструились слезы: В этот миг послышался стук в дверь. Решив, что отец с матерью что-то забыли, Кэрри поспешила открыть.
Перед ней стоял Карлос.
Кэрри молча смотрела на него, потрясенная до глубины души, словно она увидела привидение. Карлос молчал, полуприкрыв золотые глаза темными ресницами.
Наконец Кэрри с трудом разлепила пересохшие губы.
– Как... как ты меня нашел?
– Найти тебя здесь было нетрудно. К несчастью, две недели я шел по ложному следу – вообразил, что ты нашла себе работу и осталась в Нью-Йорке, – объяснил Карлос. – Не пригласишь меня войти?
Мучительно покраснев, Кэрри посторонилась. Карлос прошел в кухню: его мощная фигура в облегающих черных джинсах, в кремовой водолазке и в черном кожаном пиджаке, казалось, заполнила все помещение. Впервые кухня родительского дома показалась Кэрри слишком тесной.
Карлос снова устремил на нее свой пронзительный взгляд, и внезапно Кэрри с ужасом осознала, что волосы у нее растрепаны, что на ней выцветшие джинсы и ветхая от старости рубашка.