— Оедон, — прошептала она, запустив пальцы в спутанные, сухие волосы. — Что со мной произошло?
«Что со мной произошло после того как я… как я… изнасиловала и ослепила этого бедолагу?»
На душе стало гадко, она почувствовала себя грязной, отвратительной тварью. Все произошедшее казалось диким кошмаром, хоть она и не сомневалась в его реалистичности. Что нельзя сказать о том, что она видела после омерзительной вакханалии. Смутные образы, щупальца, глаза, кошмарные силуэты на фоне бушующей бездны. Голос, одновременно и мужской, и женский, и детский и старческий, вещающий нечто ужасающее. Сводящее с ума. Она, закрывшая уши, обливающаяся слезами, ползающая по черному камню в бессильных мольбах замолчать.
— Я не хочу знать! Умоляю, я не хочу знать! Я не хочу!
Охотница судорожно вздохнула и осмотрела себя. В полутьме все еще виднелись местами смазанные, но все еще различимые руны и символы.
Перри ощущала странные, едва уловимые перемены в своем теле. Что-то изменилось, но она не могла понять что именно. В памяти вновь вспыхнули картины вакханалии. Она, точно безвольная марионетка, скачет на осужденном убийце. Тот вопит, бьётся в агонии, из багрово-черных глазниц хлещет кровь, но она не обращает на это внимания, охваченная безумием похоти и нарастающим звоном в ушах. Оргазм, вопли, окровавленные, склизкие глаза в ее руках и видения, полустершиея из памяти. Она вновь вспомнила каждое мгновение дьявольского ритуала и, застонав, рухнула набок, запустив руки между колен. Огонь свечи медленно подрагивал, рождая сонмы танцующих теней. Слезы покатились по щекам.
«Она была права, — подумала Перри, закрывая глаза. — Цена была высокой»
***
Новый день принес дождевые облака, скрывшие Хемвик от солнца. Прохладный ветерок колыхал листву крон, гулял, посвистывая, в коридорах монастыря, гоняя из комнаты в комнату аромат утреней овсяной каши и свежей выпечки.
В саду оживленно работали послушницы, с усердием бывалых садовников пропалывая, подрезая, облагораживая пеструю флору. Редкие сорта яблонь, дикая роза, грушевые деревья, персики и пара красивых раскидистых кленов, под ветвями коих и сидела охотница. Синее платье пахло свежей стиркой, ветерок трепал волосы, то и дело бросая отросшую челку в левый глаз. Охотница сидела на лавочке, молча наблюдая за усердным трудом ведьм.
— Можно бесконечно смотреть на три вещи, — усмехнулась герцогиня, садясь рядом с Перри. На ней пурпурное платье, седые волосы все так же уложены в изящную, высокую причёску. Но изменилось лицо. Строгое, даже злое, сменила легкая улыбка человека, получающего удовольствие от успешного завершения тяжелой работы. — Не хочешь присоединиться к ним?
Перри легонько ухмыльнулась, глядя как Карла, стоя на коленках, выкапывает сорняк из-под крыжовника.
— Когда я была маленькой, меня часто заставляли работать в саду при Великом Соборе. Матрона Полли Олена загоняла нас на проклятые кусты, а сама сидела на стульчике и попивала пунш. Никогда не забуду ее широкого, поросячьего рыла и запаха гнилых зубов изо рта. «Работа в поле учит дисциплинированности, юные леди. Самодисциплина — важнейшая часть души белой жрицы. Работайте, и поживее!» — говорила она. Один раз я решила сжульничать и села в тени куста, притворяясь что ковыряю одуванчик. Тогда меня в первый раз выпороли по настоящему, — Перри устало вздохнула и отвела взгляд от Карлы. — Нет, я не хочу ним присоединяться.
— Понимаю. Нет более верного способа вызвать ненависть ребенка к необязательному труду, чем кнут и принуждение. Мисс Вайпер, вы готовы говорить о том, что вчера произошло? Если вам нужно время, милая, я пойму. Я сама проходила через это и понимаю твои чувства.
— Нет… Нет, я готова, — ответила Перри, скрывая неуверенность. — Тот мужчина… Он мертв?
Герцогиня медленно кивнула и, достав изящную тоненькую курительную трубку набила ее табаком и закурила. Облачко дыма взвилось в воздух, отдавая яболками и карамелью.
— Разумеется. Он не пережил ритуала. Мы бы все равно его казнили, так или иначе, — Олесса покосилась на охотницу, на лице старушки появилась теплая, почти материнская улыбка. — Ты держалась как боец, Перри.
— То, что я делала… Было ужасно, — болезненно сказала Перри. — Я чувствую себя грязной. Как дикая псина.
— Скорей как дикая обезьяна, — засмеялась герцогиня. — Мораль, этика, навыки и интеллект — все это лишь надстройка, скрывающая дикий, необузданный фундамент. Образованный человек в своем тщеславии поверил, будто нет и никогда не было этого фундамента. Что стержень нашей сущности — разум. Но это не так, мисс Вайпер. Правда в том, что все мы, от мала до велика — всего лишь обремененные интеллектом приматы. Мы — лысые обезьяны, такая же часть дикой и необузданной природы, как и иная фауна. И мы повинуемся точно таким же инстинктам, как и наши избегнувшие эволюции собратья. Убивать, веселиться, спариваться — все это глубинные потребности нашего вида, сдерживаемые надстройкой. В ходе ритуала ты отбросила все «человеческое» и вела себя в соответствии с собой настоящей. Это неприятная истина, Перри Вайпер.
— Мне сложно в это поверить, — хмуро ответила охотница. — Я не верю в инстинкты.
— О да, — хохотнула герцогиня.- Те же слова говорил и Виллем. «Мы не обезьяны! Инстинктов нет — есть лишь социальные установки!» Нечастный дурак оберегал от крушения свою единственную мечту. Смысл жизни. Он желает стать Великим, подняться над человеческой сущностью. Жаждет этого более всего на свете. Но, как пес не станет человеком, так и человеку никогда не постичь могущества Великих, Перри Вайпер. Ты прошла через Плато Ленг, видела Древнего. Скажи, неужели я не права?
— Я… не помню. Я не могу вспомнить ничего из увиденного.
— Вспомнишь, со временем. Теперь твой рассудок в безопасности, ты можешь вернуться в новый, дивный мир не опасаясь безумия.
Перри встала со скамейки и бросила на герцогиню болезненный взгляд. Слова старухи не утешали и, казалось, вовсе не имели смысла.
— Я чувствую себя оскверненной, — дрожащим голосом сказала Перри. — С мом телом что-то произошло. Что-то неправильное.
— Это вполне естественно. Тот, кто с рождения болен, абсолютное здоровье воспримет как аномалию. Ваши новые способности будут проявляться постепенно, под воздействием самых разных катализаторов.
— Понятно, — тихо и сдавленно ответила Перри. — Мне нужно вернуться в Ярнам.
— Определенно. Но, прежде чем вы уйдете, — герцогиня протянула ей книжку. Перри приняла и бросила взгляд на обложку. Названия не было.
— Это «Сны в Ведьмином Доме» Абрахама Лавкафта, — улыбаясь пояснила герцогиня. — Здесь описана внешность и повадки гостей из иных миров. Самая полная классификация. Вам она пригодится.
— Спасибо.
— Не прощаюсь, но и не питаю надежд на новую встречу, мисс Вайпер. Берегите себя. И, надеюсь, мне не нужно объяснять, что все произошедшее следует держать в тайне?
— Конечно.
Перри попрощалась с герцогиней Олессой Де’Фиба и покинула стены Хемвика. Карета уносила ее прочь от древних стен, от старинной кладки, от монументальных крестов — памятников павшей веры. От пережитого кошмара, оставившего вечные, кровоточащие шрамы на душе. Перри посмотрела на удаляющиеся ворота, на исчезающие за лесным массивом крыши и вдруг осознала с точностью, что видит их в последний раз.
Дилижанс грохотал по разбитой дороге, рядом галдели пассажиры, обсуждали рыбалку и свадьбу, но охотница не слушала их. Ее подташнивало, она была готова отдать все годовое жалование, лишь бы перестать чувствовать себя грязной. И, хоть это она изнасиловала того преступника, а не наоборот, легче от этого не становилось. Впереди были чудовищно нудные часы поездки, и Ярнам изнемогал от желания поприветствовать блудную охотницу в своем фирменном стиле.
Вот только город — злобный и мстительный пес, решил удивить ее. И к крови, огню и реву чудовищ, добавились яд и заговор.