— Борделей много. Пристрой ее куда-нибудь. — Смеясь, посоветовал Давид и, кивнув Демиру, направился в тоннель, придерживая одной рукой за талию Адару.
Несмотря на ярко освещаемый четырьмя людьми путь, Адара то и дело спотыкалась и норовила упасть, поскольку на нее навалилась невыносимая усталость, ноги не слушались и дрожали, а кожа на руках, обмотанных веревками, ныла и чесалась. Но это было полбеды, поскольку когда они вышли из темного метро, она почувствовала, что не может открыть глаза. Полуденное солнце ослепило ее. Адара крепко зажмурилась и остановилась, не в силах сделать больше ни шага. Вдруг, она почувствовала, как ее кожи коснулась холодная сталь, и веревки, мешавшие ей двигаться, упали на пол. Давид подхватил ее на руки и понес к машине. Она не сопротивлялась, лицом уткнувшись в его плечо и скрываясь от безжалостного светила.
Когда Адара оказалась в автомобиле она открыла глаза, но увидела перед собой только множества расплывающихся темных пятен, которые словно надоедливые мошки кружили у нее перед носом, мешая разглядеть окружающее.
Хлопнула дверь с другой стороны и машина тронулась с места.
Адара молчала, глядя вниз на свои руки, и без перерыва открывала и закрывала глаза, пытаясь, наконец, привыкнуть к дневному свету.
— Как тебе понравилась жизнь под землей среди нищеты и грязи? — Послышался совсем рядом голос Стаковского.
Адара подняла взгляд, стараясь рассмотреть его лицо, но увидела только желтые горящие глаза. Она не ответила.
— Если тебе так нравится жизнь под землей, — продолжал Давид, усмехаясь, — я могу построить тебе бункер. Хочешь?
Адара снова ничего не ответила.
Он вздохнул, положил свою ладонь ей на голый живот, а другой рукой обвил ее за спину, придвигая к себе.
— Время истекло, Адара. — Прошептал он ей на ухо. — Помнишь о нашем уговоре?
Адара с опущенным взглядом, следя за своими мечущимися перед глазами мошками, несколько раз кивнула. Она все отлично помнила. Он слегка коснулся губами ее шеи. Адара вздрогнула, покрылась мурашками, и ее тело предательски задрожало. Она раскрыла рот, чтобы попросить его, не делать этого, но вспомнив, что это было уже не один раз и, подумав, что сейчас он вряд ли будет ее слушать, замерла.
Давид снова усмехнулся, увидев такую реакцию.
— Не бойся. — Успокоил он. — Это произойдет не здесь и не так. Я хочу насладиться каждой секундой проведенной с тобой, каждым миллиметром твоего тела. Ты должна принадлежать мне, потому что я хотел этого с тех самых пор, как увидел тебя тогда в детстве, в том белом платье.
Он гладил ее по лицу, волосам, и Адара вспомнила его отца, который точно так же успокаивал и прикасался к ее матери, убив перед этим ее мужа. Ей стало плохо.
Ночь и смерть
Адара снова оказалась в своей комнате в доме Стаковского.
Фарида отмыв свою хозяйку, хлопотала над столиком с принесенной едой и без перерыва причитала.
— Под землей. Какой ужас. Да что Вы там ели? Посмотрите на себя, Вы так похудели. А руки? Какие грязные у вас были руки. И все ваше тело в царапинах и ссадинах. Они, что Вас били?
Адара молчала, замкнувшись в себе.
— Вы должны все это съесть. — Объявила Фарида. — Иначе я пожалуюсь господину Стаковскому.
Адара посмотрела на служанку и твердо произнесла:
— Я не хочу есть.
Фарида тяжело вздохнула.
— Хорошо, тогда хотя бы попейте сок. Вам нужны витамины.
Адара послушно взяла стакан и, опустошив его, легла на кровать и закрыла глаза, но не заснула. Весь оставшийся день и всю ночь она ожидала Стаковского, но он так и не появился, видимо, решив дать ей передышку. Уже под утро, не выдержав, она уснула.
Адара проснулась поздно вечером и увидела в комнате, беззаботно распевающую себе под нос и приплясывающую, Фариду. Служанка, что-то аккуратно все время поглаживая, раскладывала на диване. Заметив, что Адара открыла глаза, она, как всегда, быстро заговорила:
— Ой! Как хорошо, что Вы сами проснулись. Господин Стаковский велел Вас подготовить. Идемте.
Она открыла дверь в ванну, и по комнате разнесся дурманящий запах цветов. Адара встала и направилась за служанкой.
Спустя десять минут, Адара, замотанная в простынь, сидела перед столиком с зеркалами, а Фарида расчесывала ее волосы.
— Господин Стаковский сказал, что Вы должны быть с распущенными волосами и Вам не нужны украшения, только вон то платье и трусики. — Она смущенно захихикала.
Адара посмотрела на диван и увидела комплект белья цвета сине-сиреневой ночи, состоящий из кружевных трусиков из тонкой ткани и пеньюара с двумя бретельками, больше похожим на короткое платье.
Она равнодушно отвернулась.
— Вам не нравится? — Спросила, изумившись Фарида.
— Красиво. — Подтвердила Адара.
Она оглядела себя в зеркало и тут заметила, что на ней нет медальона ее матери. Она тут же вскочила на ноги, осматривая комнату.
— Где он?
Адара ринулась в ванну, но его там не было. Она подбежала к постели, сдернула простынь, подняла подушку, но его не было и там, хотя она точно помнила, как снимала его перед тем, как Фарида принялась отмывать ее в первый раз.
— Где он? — Она повернулась к служанке и, гневно сверкая глазами, стала приближаться к ней.
— Его забрал господин Стаковский. — Протараторила Фарида, в испуге прижавшись к окну. — Он велел передать, что если Вы хотите получить его обратно, то Вы должны прийти за ним в его спальню.
Адара вздохнула, опустилась на кровать и уткнулась лицом в ладони. И, вдруг, будто она была сейчас на платформе под землей, а не запертая в четырех стенах в доме Стаковского, она услышала голос Ольги Петровны: «Он хранил этот медальон все эти годы у себя на груди, так, словно в нем было запрятано твое сердце. Это ты разбила ему сердце Адара, когда сбежала от него».
Теперь он забрал ее сердце обратно.
Адара просидела, не двигаясь, несколько минут, потом встала и перешла к столику с зеркалами.
— Когда он велел прийти к нему?
— Сегодня, как только Вы будете готовы. — Ответила Фарида и снова принялась расчесывать ее волосы. — Он сказал, чтобы Вы не затягивали. В коридоре второго этажа никого не будет, поэтому Вы можете идти спокойно, не боясь, что Вас увидят в таком виде.
— Хорошо. Когда ты закончишь, можешь пойти и сказать ему, что я сейчас приду.
— Я уже все. Вам помочь одеться?
— Нет, я сама. Иди.
Фарида кивнула, и молча, вышла из комнаты.
Адара долго смотрела на наряд, предназначавшийся для ее первой ночи с Давидом, не решаясь к нему прикоснуться. Затем переодевшись, подошла к двери, приоткрыла и прислушалась. Вокруг была тишина, словно весь дом вымер. Она закрыла дверь, подошла к шкафу и достала пистолет, который, когда ее поймали, лежал в кармане ее широких штанов, и который она потом спрятала. Адара оторвала кусок простыни, привязала пистолет высоко к ноге и повернулась к зеркалу. Пеньюар отлично скрывал оружие. Она осмотрела себя еще раз, при этом стараясь избегать отражения своих серых грустных глаз. В первый раз Адара по-настоящему задумалась о близости с Давидом, и ей стало страшно от осознания того, что ей этого хочется, но что при этом это придаст память ее матери. Все ее тело охватила непонятная слабость, руки задрожали, а сердце готово было вырваться из груди. Она несколько раз глубоко вздохнула, выдохнула, приходя в себя, затем открыла дверь и будто приведение, осторожно ступая, направилась к спальне Стаковского.
Коридор был едва освещен, а в мертвой тишине было слышно, как тикают часы на стене. Когда она проходила мимо лестничной площадки, до нее донесся слабый шорох с первого этажа. Адара взглянула вниз и увидела, стоящих у лестницы двух охранников. Они не заметили ее, и она пошла дальше. Адара дошла до спальни Давида и остановилась, глядя на приоткрытую дверь, словно это была черта между мирами. Ей очень хотелось попасть по ту сторону, но тени, которые создавала она же сама, и которые скользили вокруг нее по стене, пугали ее. Она сделала полшага назад и застыла. Это все больше начинало походить на кошмарный сон.