- А зачем я целую тебя? - спросила Юля. - Я болтаю языком, я касаюсь тебя, чтобы не потерять контакта, - она приблизила свое лицо к лицу Вальтро, - с тем, кого люблю. Ты тоже парящая. Ты не уверена ни в чем. Твои слова, твои средства и методы, твои приборы, которыми ты измеряешь реальность, - это ненадежный лед, по которому ты скользишь. Я касаюсь тебя, я пытаюсь передать тебе уверенность - уверенность полета - и убедиться в собственном существовании.
ГЛАВА 15.
- Эй, эй! - завопил Жоржик от калитки, - Юлька, ты чего это целуешь мою Вальтро?! - Из-за его плеча, вежливо улыбаясь, торчал полковник с торчащим на плече удилом.
И Жоржик, и полковник были под мухой, разумеется, Жоржик шутил, разумеется, вся ситуация была легкой, веселой и несерьезной - дачной, и в другое время Юлия просто улыбнулась бы в ответ или ответила бы что-нибудь столь же легкое и соответствующее ситуации. Но окрик застал ее врасплох, в момент эмоциональной уязвимости. Она резко обернулась и вспыхнула на Жоржика таким взглядом, что тот чуть не упал в объятия полковника.
У Жоржика, в его облезлой черепной коробке, украшенной седым крысиным хвостом, болталось несколько большее, чем у среднего гоминида, количество мозгов, но главное - он умел интерпретировать такие взгляды. Он был опытным странником по бурным волнам жизни, он плавал в этих водах, когда Юлии еще и в проекте не было и такой взгляд, как стрелка компаса, указывал ему верную ориентацию.
Он озадаченно оглянулся на полковника, уже вытянувшего руки, чтобы поймать пошатнувшегося собутыльника и сказал:
- М-да.
Полковник опустил руки и отвел взгляд.
Вальтро покраснела. Она знала Жоржика насквозь и мгновенно улавливала любое движение его извилистой мысли. Он вырастил ее на своих руках, не отпуская от себя ни на шаг и сдувая с нее пылинки, она выросла в его дыхании, держась за его руку и чувствуя малейшее изменение его пульса. Она моментально поняла то, что он понял. Она краснела и краснела, и краснела и ничего не могла с собой сделать.
Жоржик подошел и легко коснулся ее пылающей щеки.
- Тебе идет, - сказал он очень серьезно и печально. - Ты никогда не бываешь некрасивой, любовь моя.
Без мыслей, без слов Вальтро поняла, что из пяти миллиардов людей, населяющих Землю, этот человек - единственный, который отдаст за нее свое сердце, свою кровь и свою бессмертную душу. Юлия закусила губу.
Вальтро легко коснулась губами его руки и встала, стараясь не делать резких движений и держась так, чтобы никто не видел ее лица.
- Я принесу вам что-нибудь поесть, - сказала она через плечо.
Через полчаса Жоржик уже размахивал руками за столом и орал:
- Вальтро! Где мое лекарство?
Вальтро вышла из дому с бутылкой "Тре Крунур" в руке, вслед за ней показалась Юлия.
- Рядом они выглядят как пара лазерных лучей, - сказал полковник, - формирующих голограмму.
- Они голые, как молнии, даже когда одетые, - ухмыльнулся Жоржик, - и между ними вспыхивает мир.
Вальтро поставила бутылку на стол, вернулась к крыльцу и села на ступеньки рядом с Юлией.
- Мир не вспыхивает, вспыхивает война, - философски заметил полковник.
- Это оттого, что ты одинаково плохо формируешь мир, - осклабился Жоржик. - И по-русски и по-английски.
- Неправда, - спокойно возразил полковник. - Я одинаково хорошо владею обоими языками. Другое дело, что когда ты говоришь, ты просто вываливаешь на собеседника содержимое собственной психики. Плесни-ка лучше в стакан.
- Ну да, конечно, - кивнул Жоржик разливая виски, - ты учился в Оксфорде, а я - под забором, но мое имя ты так и не научился произносить.
- Жорж, - меланхолично и четко произнес полковник, вынимая трубку изо рта, - ты учился в консерватории. И я видел твое имя на лондонских заборах задолго до того, как познакомился с тобой. Но мое имя ты вообще никогда не произносишь, чтобы не пачкать свой аристократический язык. Где твое христианское смирение, Жорж? Мы же одной крови, как Киплинг и обезьяна. Тебе нравится, когда я говорю с акцентом, - это добавляет еще одну каплю в мою плебейскую кружку пива и позволяет насладиться справедливым презрением к английскому лабазнику, который топчет твою милую родину.
- Моя родина не здесь, - отмахнулся Жоржик. - Моя родина давно сдохла. Ты лучше пей мое виски и не цепляй мою родину.
- А моя родина - не Британия, откуда родом мое виски, которое ты выпил час назад из моей фамильной фляжки, - все так же меланхолично, ответил полковник. - Виски я люблю, а Британию - нет, здесь мне нравится больше. И завтра мы вдвоем будем пить здесь мое британское виски из той же фляжки, в которой я храню свою родину. Вот так и живем. Прозит.
- Эти двое дедов выглядят, как английский завоеватель и китайский генерал за столом переговоров, - сказала Юлия. - Между ниш намного больше общего, чем стол, - усмехнулась Вальтро.
- Это заметно, - кивнула Юлия. - Англичанин презирает весь мир, включая самого себя. А Жоржик ненавидит всех, исключая тебя одну.
- Это удар по башке сделал тебя такой проницательной? - поинтересовалась Вальтро.
- Не надо особой проницательности, чтобы два пальца обоссать, - ответила Юлия, - и увидеть пару старых ядовитых змей, которым нравится рядом греться на солнышке.
- Ты - старый ядовитый змей, - говорил в это время Жоржик, - ты специально свил свое гнездо здесь, чтобы отравить мне остаток моей жизни. Завтра я не буду сосать у тебя из фляжки. Завтра я найду свой булатный меч и приду к тебе рубить твои ядовитые головы.
- Староват ты для таких экстремальных видов спорта, - отмахнулся полковник.
- Я? - Жоржик выпятил костлявую грудь. - Ты еще не знаешь русских богатырей.
- Русские богатыри не ходили с косами, - заметил полковник, - это китайские ходили.
- Ладно, - согласился Жоржик. - Тогда я поцарапаю тебе глаз своими заскорузлыми пятками, как Шаолинь.
- Ты очень легко меняешь стили и национальную ориентацию, - ухмыльнулся полковник.
- Я - мастер боевого бухания, - сообщил Жоржик, - и безродный космополит. Как Христос.
- Ты - тайный эротоман, - сказал полковник.
- Я? - изумился Жоржик. - Я совершенно явный эротоман. Но у меня уже стерся до дыр предмет искусства.
- Поэтому все, на что ты ложишь свой старческий глаз, - сказал полковник, - превращается в голограмму.
- Поясни свою глубокую мысль, - предложил Жоржик, разливая в стаканы.
- Ты сублимируешь, - вздохнул полковник, - я вижу повсюду одну голую жопу, потому что весь мир - это жопа, в которой я торчу. А ты не видишь ничего, кроме жопы Вальтро.
- Ты с ума сошел? - искренне удивился Жоржик. - Ты полагаешь, что я испытываю к ней сексуальные чувства?
- Испытываешь, - кивнул полковник, - как удобрение на опытном участке, для выращивания религиозной любви.
- Это что, так заметно? - помолчав, спросил Жоржик.
- А ты думаешь, это можно скрыть? - ухмыльнулся полковник. - От тебя несет за милю, ты воняешь любовью.
- А я-то думал, что любовь благоухает, - сказал Жоржик.
- Благоухает, - кивнул полковник. - В гробу. Под грудой гробовых цветов и в клубах ладана. А живая любовь воняет плодородием. Если в ней нет элемента секса, это не любовь, а что-то другое.
- Отец может любить дочь и без секса, - неуверенно возразил Жоржик.
- Это сказки для воскресной школы, - отмахнулся полковник. - Без секса он может иметь ее, как принадлежащую ему вещь, и стеречь, как собака сено. А любовь никому не принадлежит. Она возникает, как голограмма на пересечения двух лазерных лучей, и существует, пока есть энергия. Секса.
- Я вижу, ты эксперт по любви, - ухмыльнулся Жоржик.
- Ты тоже эксперт, не прибедняйся, - ухмыльнулся в ответ полковник. - Если бы тебе позволили, ты бы упал на колени и молился в экстазе у ног твоей Вальтро.
- А может, мне еще и позволят! - Жоржик заносчиво вздернул подбородок.