- Делают, - кивнул Алик, - как взрывчатку. И взрываются на ней, что дает повод гестапо обвинять их в бандитизме. "Плохие путешествия" - это обычная вещь.
- Попадание в родовую память - это "плохое путешествие"? - спросила Юлия.
- Не обязательно, - ответила Тельма. - "Плохое путешествие" начинается тогда, когда психика оказывается неспособной справиться с тем, что попадает в нее из-за пределов судьбы. Другими словами, когда структура персональной психики не совпадает со структурой генетической информации, такая информация проламывает психику, как камень, и делает человека навсегда никчемным. Оккультно говоря, - ломает судьбу.
- Ты хочешь сказать... - начала было Юлия.
- Ничего подобного, - твердо остановила ее Тельма, - если бы такое произошло с тобой, ты бы не шутила и не смеялась. Принять ЛСД - это выйти за пределы маленького дворика, в котором обитает наша личность. Некоторые пугаются собственной тени, другие способны преодолеть пространства тьмы. Не каждый в состоянии увидеть себе в генетической перспективе - и не обосраться. А ты сгорела в огне и вернулась невредимой. Тебе нечего бояться, Юлька, у тебя мощнейшая психика, нет в ней никаких дырок, которые мы собирались латать.
- Сидишь тут и пьешь шампанское из моего бокала, - ухмыльнулся Алик, - наверное, ты прямой потомок той ведьмы.
- Ты понимаешь, что он хочет сказать? - сказала Тельма. - Если ты выдержала генетический удар такой силы, значит, информация наложилась на структуру твоей психики и совпала с ней.
- Что это значит? - спросила Юлия.
- Я-то откуда знаю? - удивилась Тельма. - Жди знаков судьбы.
ГЛАВА 21.
Население дачи уже собралось за завтраком, когда Юлия вернулась с утренней пробежки, она терпеть не могла никаких физических упражнений, но искусство требовало жертв. Чтобы скрасить неприятное полезным, Юля взяла с собой фотоаппарат и нащелкала десяток кадров в жестком армейском стиле - она выглядела весьма импозантно в камуфлированных штанах и черной майке, обтягивающей грудь. Еще импозантней она выглядела в штанах, но без майки. А без штанов и без майки, но в высоких кроссовках и с милитаристским кепи на голове - просто великолепно. Теперь она была в полном пропотевшем прикиде, с прядями белокурых волос, прилипших к щекам, и держала в руках фотоаппарат, - как автомат на длинном оружейном ремне.
- Ты собралась на войну или пришла с войны? - поинтересовался Жоржик, с удовольствием рассматривая ее.
- Я всегда на войне, - усмехнулась, Юля, направляясь в душ.
- Это точно, - заметил Жоржик, глядя на ее обтянутый камуфляжем зад. - С таким калибром не промажешь.
После кофе Жоржик возлег в шезлонг с самокруткой в руке, а участники вчерашнего действа расположились на солнце, возле бассейна.
- Ты выглядишь как будто слегка обгоревшей, - озабоченно заметила Вальтро, глядя, как Юля снимает майку.
- Это не от солнца, - отмахнулась Юля. - Это от костра. Я понимаю, что это смешно, но у меня вся кожа горит после вчерашнего путешествия.
- Это совсем не смешно, - сказала Тельма и, повернувшись к Алику, строго предупредила его: - Закати назад шары, ты их можешь потерять.
- Я смотрю исключительно в научных интересах, - обиделся Алик. - Когда еще придется увидеть ведьму, восставшую из пепла?
- Что еще тебе показать, Альдон? - ласково сказала Юлия, оттягивая резинку трусов.
- А ты можешь рассказать нам поподробнее, - поспешно спросила Вальтро, - про это путешествие?
- Да нечего больше рассказывать, - вздохнула Юля, почесывая предплечье. - Они привязали меня к куче дров, примотали цепями к столбу, торчащему из этой кучи, а потом подожгли. Вот и все, - она подумала, - больно было только первые несколько секунд, а потом я только слышала треск своего мяса и вонь.
- А потом? - спросила Вальтро.
- А потом, - Юлия молитвенно сложила руки на розовой груди, - я вознеслась к Господу нашему, Иисусу Христу, во имя которого меня спалили на костре, - она расхохоталась. - Но почему-то снова оказалась здесь. Господь не принял меня. Или это - Ад? - Она развела руки в стороны. - Если так, то мне нравится быть проклятой.
- Ну, ни хрена себе, теология, - Алик озадаченно почесал заросшую щеку.
- Это - экспериментальная теология, - сказала Юлия, - которой ты сам меня научил. Если я жила где-то, потом умерла и оказалась здесь, - она снова развела руками, - то что это такое, если не загробная жизнь?
- Это не ты умерла, - сказал Алик. - Умирают миллионы людей, но не каждый из умерших - это ты.
- Тогда по ком звонит колокол? - Юлия подняла палец. - Слышишь?
Все начали прислушиваться, как зачарованные, глядя на ее палец, хотя было совершенно очевидно, что никаких колоколов здесь нет и быть не могло, последний колокол в округе перелили на орала лет семьдесят назад, но они прислушивались и прислушивались в полной тишине, пока неким, совершенно непостижимым образом, им не начало казаться, что в воздухе плывет длинный колокольный до-н-н-н, как тонкая паутина, как бы притянутая воздетым в зенит пальцем.
- Каждый умерший - это я, - сказала Юлия. - Вот, что я вынесла оттуда. Все умершие здесь, им больше некуда деваться. Я - это все живущие и все те, кто умрет, - тоже я. Я, эгоистичная сука, говорю вам, - никому не спастись в одиночку. Это - ад, - она широко раскинула руки. - Здесь можно жить, как в раю, пока кто-нибудь не начнет поджаривать тебя на костре, а поджаривают всех, истинно говорю вам, ребята. Вот вам первый урок экспериментальной теологии, - она уронила руки. - Нравится?
Минуты через полторы Алик первым пришел в себя и сказал, стараясь быть ироничным, хотя ему сильно хотелось приложиться к Юлиной руке:
- По-моему, Тельма, мы создали новую святую.
- Ничего подобного, - возразила Тельма чуть дрогнувшим голосом. - Мы создали богиню. Неужели ты не видишь, что она хочет увести свой народ к звездам?
- Чей народ? - насмешливо спросила Вальтро, - Ей же, вроде как, понравилось быть проклятой?
Вальтро не знала, что такое тщеславие и никогда в жизни никому не позавидовала. Она легко двигалась в паутине межперсональных отношений, открыто выказывая приязнь к людям, поскольку никогда не конкурировала с ними по той же причине, по которой человек не конкурирует с собакой, и люди любили ее, как собаки, по этой причине. Она могла легко признать чье-то частное превосходство, например, в шахматной игре, но даже склоняя голову, она просто наклонялась, чтобы погладить собаку по голове. Она выросла в оке тайфуна, в вакууме, посреди жизненной борьбы людей, который создало для нее обожание Жоржика, и потому понятия не имела о своей сатанинской гордости, как понятия не имела о своей сатанинской сексуальности, пока та не взорвалась любовью к Юлии, она была кассетной бомбой, заряженной первыми семью годами жизни. Она пребывала в равновесии с миром, пока она и мир были уравновешены на самооценке, уходящей в космос. Но когда она увидела, как двое авторитетных для нее людей маскируют неуклюжей иронией искреннее и совершенно неуместное восхищение Юлией, баланс оказался нарушенным - Юлия была не собакой, Юлия была змеей уязвляющей, Юлия была существом, бросающим вызов.
- Почему ты не продолжишь свою проповедь? - вкрадчиво спросила Вальтро. - Мы так и не уяснили, тебе нравится быть проклятой или ты метишь в святые? Или ты хочешь и рыбку съесть, и на рога сесть?
Алик и Тельма переглянулись с удивлением, они видели, что Вальтро едва сдерживает бешенство, но не понимали причин, а Вальтро, полагавшая себя понимающей кое-что в предмете ада, была взбешена безответственной болтовней Юлии, равно, как и наивным легковерием своих патронов, - она едва сдерживалась, чтобы не порвать на куски их всех.
- Ты намешала так много дерьма в черную икру, - бледнея от злости, но улыбаясь, продолжала Вальтро, - о, восставшая из пепла, что мы перестали понимать, где ты одариваешь нас своим откровением, - она широко развела руками, передразнивая Юлию, - в раю или в аду?