- Откуда ты могла бы знать, что такое кайф, если бы тебя не поджаривали на костре и наоборот? - расхохоталась Юлия, совершенно не уязвленная сарказмом Вальтро, что уязвило Вальтро еще больше. - Рай и ад - это одно и то же и оба здесь, - Юлия топнула ногой в землю. - И мне здесь нравится. Могу тебе сказать, сестричка, - Юлия доверительно наклонилась к отшатнувшейся Вальтро, - что когда меня сжигали на костре, то после периода боли у меня наступил момент кайфа, как оргазм, а потом - тьма. И теперь я намерена ловить этот момент и жить в нем. Освободиться - это поймать момент между болью и тьмой. Понятно, сестричка?
- Я сама могу тебя научить, - усмехнулась Вальтро, - я живу в этом моменте почти всю свою жизнь, сестричка.
ГЛАВА 22.
- Член - очень плохая замена пальцам и языку, - уверенно сказала Юлия, освободив, наконец, язык для разговора. - Он быстро теряет твердость и к нему в нагрузку прилагается воняющее и бубнящее что-то тело, с которым надо как-то устраиваться.
Утро красило стыдливым светом порозовевшие щеки Юлии и порозовевшие ягодицы Вальтро, Алик с Тельмой уехали еще вчера, Жоржик еще не завопил под окнами, требуя кофе, и можно было понежиться в постели.
- Все мужчины - паразиты, даже если и содержат тебя, - продолжила Юлия свою мысль, вынимая изо рта застрявший между зубов волосок. - Каждый кошелек с пенисом хочет, чтобы его еще и любили за его деньги. А деньги стоят любви, сами по себе.
- А любовь не продается, - гордо сказала Вальтро.
- А любовь не продается, - гордо сказала Юлия, - за такие деньги. Вот у меня был один дядечка, единственный, кто ничего такого не хотел, я до сих пор вспоминаю его с душевным умилением. Вообще-то, он приходился мужем моей маме, но мы с ним быстро нашли общий язык. Этим общим языком он вымахивал меня до полного изнеможения, до телячьего визга, ничего не требуя взамен. Ну, может, самую малость, как раз такую, какую я хотела и могла ему дать, учитывая несовпадение калибров. Но за это он расплачивался дополнительно.
- Чем? Конфетами? - спросила Вальтро.
- Нет. Он рассказывал мне про мою маму, - ответила Юлия. - Он ненавидел ее и испытывал изощренное удовольствие, рассказывая мне про ее бесплодную похоть. А мама ненавидела его, но полагала, что он от нее без ума. А я видела эти отношения во всей их чистоте и набиралась чистого разума, не критикуя никого из них. Этот дядечка многому меня научил и был единственным мужчиной, которому я доверяла.
- Почему? - спросила Вальтро.
- Потому что он не мог не оправдать моего доверия, - рассмеялась Юлия. - Если бы мы с ним заговорили на разных языках, то мой язык намел бы ему кучу неприятностей.
Жоржик выполз из-под одеяла и, размахивая руками, активно сделал два приседания, третьего он решил уже не делать. Затем он набрал в грудь воздуху, чтобы спеть какую-нибудь, приличествующую встрече ясного утра, арию, но взгляд его случайно упал в зеркало - то, что он увидел там, было так мало похоже на утреннего соловья, что он решил не делать и этого, чтобы не оскорблять собственное эстетическое чувство. Затем, с надеждой попукивая, он направился в туалет, но ожидания оказались тщетными. После пятнадцатиминутного и бесплодного сидения на унитазе, когда уже стало очевидно, что надеяться больше не на что, он махнул рукой и, сказав вслух: "Ну и черт с тобой, не хочешь - не надо", - выскочил вон, в сердцах хлопнув дверью. Травка и виски могли поправить дела, но нельзя же было начинать прямо с утра? Следовало дождаться хотя бы одиннадцати часов. Он посмотрел на ползущее по небу солнце, вздохнул и решил ограничить разврат чаем и никотином.
В это время Нелли позвонила дочери, надеясь застать ее трезвой, и наткнулась сначала на чей-то пьяный бас, затем трубку взяла Полина, и Нелли осторожно намекнула ей, что пора бы вернуть Жоржику хотя бы половину долга.
- Я не просила тебя об одолжениях, - угрюмо сказала Полина.
- Но... - опешила Нелли.
- Я не просила тебя об одолжениях! - крикнула Полина. - Нет у меня денег! Не звони больше сюда! - закричала она, переходя на истеричный визг. - Забудь мой номер, сука! Забудь мое имя! - И швырнула трубку.
Полковник смотрел, как солнце взбирается по небу, сидя в кресле на балконе своего дома и с печальным удивлением понимал, что восходы после очередной бессонной ночи со стаканом виски в руке больше не радуют его, они надоели. Больше всего ему хотелось закрыть глаза и не открывать их. Но полковник был воспитан в строгих купеческих правилах, в протестантской семье, - "Долг, Дисциплина и тяжелый Труд приведут тебя в Рай", - он не мог позволить себе такой ерунды, как закрывание глаз. Поэтому с трудом, со скрипом он переключил мозги на мысли о текущей жизни, которую надо было как-то проживать, и принялся раздумывать о том, пригласить ли Жоржика в гости или нанести визит самому. Полковник был основательным человеком даже в глупостях, и его предложение Юлии не было безответственной болтовней. Теперь он решал, каким образом найти подходы к ее взрослым родственникам и серьезно обсудить с ними вопрос. В силу особых причин, полковник сильно надеялся, что сама Юлия или хотя бы забота о ней помогут ему уцепиться за жизнь. В студенческие годы и в молодости полковник состоял в "голубом братстве", не испытывая никаких комплексов по этому поводу. В той среде это было делом, не только вполне обычным, но и считалось особым шиком, так же, как фехтование на саблях, и участие в псевдотайных обществах. С возрастом, однако, это прошло, поскольку не имело серьезных физиологических или психологических причин, но усвоенное в юности слегка презрительное отношение к женщинам осталось с ним навсегда, сделав его сексуальную жизнь вполне унылой и неинтересной и помешав обзавестись не только спутницей жизни, но и сколько-нибудь постоянной любовницей. Он пил все больше и больше и перепрыгивал с никчемных друзей на никчемных подруг, ковыляя, таким образом, по жизни, нигде не находя удовлетворения и никогда не быв счастливым, пока не доковылял до этой дачи в запущенном лесу на осколке варварской империи, в черт знает каком углу мира. После того, как он впервые увидел Юлию в бинокль, он долго размышлял, что же с ним произошло?
Смутно он осознавал, что все то, что он недобрал, недодал, недолюбил и недоненавидел, взорвалось в нем или проникло в него, как молния. С этим следовало что-то делать, но что? Он попробовал подойти к делу по-деловому, по-коммерчески, но Юлия отказалась.
Однако он не принял отказа, он был все же более чем в три раза старше ее, он увидел в ее глазах интерес и разочарование, разочарование и интерес, но не отказ. Он был намерен бороться дальше, не за любовь девчонки, а за свою жизнь, девчонка была нужна ему, без нее уже ничто не могло остановить скольжение по холодному, холодному льду в пропасть.
ГЛАВА 23.
Нелли приехала после полудня, в самую жару, пот катился с нее градом, но она не села в тень, за стол с холодными напитками, пока не одарила Грету стейком и не поцеловалась с Вальтро. Общение с внучкой заняло у нее чуть больше времени и не было столь приятным.
- Ну, ба, - сказала Юля, бросив взгляд на стол, куда Нелли выложила припасы, - ну почему ты все время таскаешь мне эти вафли в шоколаде?
- Ну, ты же любишь их, - растерянно ответила Нелли.
- Я любила их, когда мне было десять лет, - вразумляюще сказала Юля. - А сейчас, я уже наелась ими по горло, - она расхохоталась, - в шоколаде и без. - Юля была жестокой девочкой, но не настолько, чтобы не заметить слез, навернувшихся Нелли на глаза. - Ну, ладно, ба, - сказала она. - Буду я есть эти вафли, люблю я их, просто жарко сейчас и кусок в горло не лезет. - Юля обняла Нелли за потную шею, но Нелли отбросила ее руку.