— Пустые квартиры, — догадался Рик.
Ночью, когда все уже спят, он тоже иногда их слышал. Но теперь ведь даже полупустой дом вроде этого котировался по шкале заселенности достаточно высоко. В пригородах — в тех районах, что до войны были пригородами, — до сих пор встречались абсолютно пустые здания — так, во всяком случае, рассказывали. Подобно большинству нормальных людей, он совсем не рвался лично проверить эти слухи.
— И в этот момент, — продолжила Айран, — когда я вырубила звук телевизора, я была в настроении 382, только что его набрала. А в результате, хотя умом я слышала пустоту, я ее не ощущала. Сперва я возблагодарила Господа, что мы можем себе позволить такую роскошь, как пенфилдовский генератор настроений, а потом вдруг осознала, насколько это нездорово и противоестественно — ощущать отсутствие жизни, и не только в нашем здании, но и везде, повсюду, и никак не отзываться на это душой, ты меня понимаешь? Скорее всего — нет. А ведь когда–то это считалось верным признаком психического расстройства — «отсутствие адекватной реакции», так это называлось. Тогда я не стала больше включать звук телевизора, подошла к своему «Пенфилду» и начала экспериментировать. Ну и в конце концов наткнулась на комбинацию, генерирующую безысходное отчаяние. — На ее смуглом живом лице отразилось удовлетворение успешно завершенным трудом. — Теперь я включаю ее в свое расписание дважды в месяц по шесть часов кряду — думаю, это вполне разумное время для того, чтобы глубоко прочувствовать безнадежность всего, что есть — в частности, того, что мы так и торчим здесь, на Земле, когда все нормальные люди давно уже эмигрировали — ты со мной согласен?
— Вот установишь ты эту свою комбинацию и завязнешь, не захочешь из нее выходить, — сказал Рик. — Такое всеобъемлющее отчаяние имеет свойство само себя поддерживать.
— А я, — хитро улыбнулась Айран, — запрограммировала автоматическое изменение установки, сразу на три последующих часа. 481, осознание многогранных возможностей, открытых для тебя в будущем, новая надежда на…
— Да знаю я, что такое 481, — перебил Рик, который уже много раз пользовался этой комбинацией и очень в нее верил. — Послушай. — Он сел на свою кровать, взял Айран за руки и усадил рядом с собой. — Любая депрессия крайне опасна, даже с автоматическим прерыванием. Так плюнь ты на свое расписание, я плюну на свое, мы с тобой оба наберем 104, испытаем его в полной мере, а потом ты останешься в нем еще на какое–то время, а я перестроюсь на «деловое, активное», схожу на крышу проверить, как там наш баран, и поеду на службу, не опасаясь, что ты тут куксишься перед выключенным телевизором.
Он выпустил ее длинные, изящные пальцы, перешел из просторной спальни в еще более просторную гостиную, где стоял запах последних вчерашних сигарет, и протянул руку к телевизору.
— Терпеть не могу телевизор до завтрака, — сообщила Айран; она так и осталась сидеть на его кровати.
— Набери 858, — сказал Рик, наблюдая, как прогревается трубка. — Желание смотреть телевизор вне зависимости от программы.
— Ничего я не хочу набирать, — сказала Айран.
— Тогда набери 3.
— Я не могу набрать комбинацию, которая заставит меня хотеть набрать другие комбинации. Если уж я вообще ничего не хочу набирать, то уж эту–то комбинацию и тем более, потому что тогда я захочу набирать, а желание набирать представляется мне сейчас чем–то отвратительным. Я хочу просто сидеть здесь, на кровати, и смотреть в пол.
С каждым словом голос Айран звучал все глуше и безнадежнее; казалось, что ее душа необратимо каменееет, окутывается пеленой абсолютной инерции.
Рик включил звук телевизора, и квартиру до краев заполнили звуки наглого, приторно панибратского голоса.
— …хе–хе, ребята, — грохотал Дружище Бастер, — самое время кратенько рассказать вам про сегодняшнюю погоду. По сведениям с метеорологического спутника «Мангуст», к полудню осадки достигнут максимума, а затем начнут помаленьку убывать, так что тем из вас, кто захочет высунуть на улицу нос или там что–нибудь другое…
Дальше Рик не слышал — к нему подошла беспредельно унылая фигура в волочащейся по полу ночной рубашке и выключила телевизор.
— Ну ладно, — горько вздохнула Айран, — сдаюсь. Я наберу все, что ты хочешь, пусть даже экстатическое сексуальное блаженство, — я чувствую себя так хреново, что даже и это выдержу. Хуже не будет, потому что хуже уже некуда.