***
Конец мая 1796 года, Версаль, собор Святого Людовика
В просторную залу собора сквозь приоткрытые ставни на окнах прокрался солнечный свет. Здесь стояла абсолютная тишина, нарушаемая только эхом спокойной речи монаха, читавшего молитву. Скамьи пустовали, кроме одной, где сидела Сильвия и, глядя на Адель в белом платье с легкой прозрачной фатой, закрывавшей ее лицо, утирала выступавшие слезы в уголках глаз платком. Сама же Адель, нервно покусывая губы в предвкушении, слушала монаха и порой бросала робкие взгляды на Арно в таком же белоснежном мундире с позолоченными пуговицами и вышивкой на груди. Ассасин не мог сдержать улыбку, чувствуя, как счастье переполняло его в этот волшебный миг.
Наконец монах обвязал ленточкой запястья влюбленных и попросил их обменяться клятвами прежде, чем обменяться кольцами. Они повернулись друг к другу лицом. Арно всмотрелся в любимые темно-карие глаза и шепотом спросил:
— Кто первый? Я или ты?
— Я очень волнуюсь, поэтому ты начни… — с улыбкой смущенно ответила Адель, прикусив нижнюю губу. Она дозировано выпустила воздух из легких. Волнение никак не отпускало. На написание этой клятвы ушел не один день, а теперь нужно было сказать эти слова, которые свяжут их на всю жизнь. Адель даже не могла представить, что когда-нибудь наступит подобный день в ее жизни.
Арно, прочистив горло, вдохнул и с теплой улыбкой начал:
— Я клянусь перед Богом и всеми здесь присутствующими, что буду любить и оберегать тебя, Адель ди Фьиоре, до конца своих дней. В тот момент, когда я увидел тебя впервые… я и подумать не мог, что обрел свое счастье. В тот момент я не знал, каким счастливым сумеешь сделать меня ты, Адель. Никто, кроме тебя, не смог подарить мне веру в жизнь. Ты помогла мне двигаться дальше, помогла начать думать не только о прошлом, но и о будущем. О будущем, которое я буду с удовольствием строить вместе с тобой. Я хочу пройти рука об руку с тобой по жизни. Хочу сделать тебя такой же счастливой, какой сделала меня ты. Я клянусь любить и уважать тебя, всегда быть честным с тобой, избавлять от невзгод и помогать во всем. Я люблю тебя, amore mio, и вверяю себя целиком и полностью тебе до конца своих дней.
Адель судорожно перевела дыхание, чувствуя, что вот-вот слезы побегут по щекам, горевшим от смущения. Она облизала пересохшие губы и попыталась собраться с мыслями, когда монах вежливо попросил ее начать свою клятву. Рука невольно сильнее сжала ладонь Арно, взгляд которого переполняла настоящая нежность и любовь.
— Amore mio, giuro davanti a tutti e a Dio, amarti e proteggerti per il resto dei miei giorni, — уверенно начала клятву ди Фьиоре на итальянском, а потом, не спуская такого же нежного взгляда с Арно, продолжила на французском: — Я клянусь любить и уважать тебя, быть честной и заботливой. Я клянусь, что буду поддерживать тебя всегда, в минуту радости и печали. Арно, amore mio, ты свет моей жизни. Ты сделал меня самой счастливой. Какое же счастье быть любимой тобой! Я сделаю все, чтобы наши дни рядом друг с другом были самыми светлыми и полными тепла, заботы и любви, — Адель все же не сдержалась и, негромко всхлипнув, шепотом добавила: — Я люблю тебя сильнее всего на свете и вверяю себя тебе до конца своих дней.
Архиепископ, улыбнувшись, объявил их мужем и женой и попросил обменяться обручальными кольцами. Арно и Адель одели друг другу серебряные кольца на безымянные пальцы левых рук, а затем взглянули на мужчину, который уже уверенно добавил:
— Жених, поцелуйте же невесту.
Дориан подступил к любимой, наклоняясь к пухлым губам и накрывая их первым нежным поцелуем в качестве мужа. Адель с удовольствием ответила, испытывая внеземное счастье и блаженство, неописуемое никакими словами. Откуда-то со стороны раздался радостный возглас и аплодисменты. Сильвия подскочила с места и, умиляясь от этого вида, едва могла сдержать слезы радости.
— Теперь ты моя жена, — шепнул девушке Арно, с неохотой отстраняясь. — Ti amo, Адель.
— Ti amo, Арно, мой дорогой муж, — тепло и широко улыбнулась Адель, всматриваясь в любимые карие глаза.
========== Глава 33. ==========
Август 1808 года, Париж
Остановившись на пороге знакомого особняка, Арно перевел дыхание и хотел пройти мимо гвардейцев, которые прежде, чем пустить его в дом, спросили, что ему нужно. Дориан поначалу растерялся, даже снял с головы капюшон, но ничего толком объяснять не пришлось, потому что из кабинета в холл особняка вышел хозяин. Завидев старого друга издалека, Наполеон широко улыбнулся и тотчас приказал страже пропустить его. Арно с облегчением выдохнул и наконец оказался в доме, уже пожимая протянутую руку в черной кожаной перчатке.
— Давно мы с вами не виделись, дорогой друг, — не переставал улыбаться Бонапарт, который четыре года назад военный мундир сменил на парадный. Братство ассасинов почти предвидело приход генерала к власти, и вроде бы никто не был против этого. — У вас какое-то дело ко мне? Впрочем, я помогу вам в любом случае, Арно. Вы ведь спасли мне жизнь.
— Я приехал по очень важному делу, Наполеон. Может, поговорим у вас в кабинете? — негромко откашлявшись, предложил Арно и нахмурился.
Наполеон молча кивнул в ответ, и они не спеша пошли по роскошному коридору, где тут и там сновала прислуга, тщательно очищая каждый сантиметр дома для грядущего приема, ставшими частыми здесь. Арно поправил воротник мундира, подумав о том, как хорошо, что больше братство его не отправляло на задания, на которых нужно вертеться в светском обществе. Став мастером-ассасином, Дориан выполнял только очень непростые поручения, с которыми новички братства иногда вообще не справлялись. Поручения приходили редко, поэтому большую часть времени мужчина к своему огромному удовольствию проводил с семьей.
— Как ваша жена? — между делом полюбопытствовал Наполеон, обративший внимание на обручальное кольцо на пальце ассасина, когда тот снял перчатки.
— Прекрасно. Занимается работой и помогает мне, — с улыбкой признался Арно, останавливаясь уже в кабинете Бонапарта напротив камина, когда сам провозглашенный император присел за свой дубовый стол и быстро попытался разобрать завал. — Но я не за этим здесь. Наполеон, мне нужно проникнуть в склеп под Тамплем. Я бы не просил вас об этом, если бы уже смог оказаться там. Дело в том, что спустя четырнадцать лет… там завалило проход камнями, и мне бы не помешала какая-нибудь огневая помощь.
— А что в том склепе? — заинтересованно спросил мужчина.
— Ничего особенного. Мне просто нужно спрятать кости давно умершего человека, чтобы никто не смог потом позже добраться до его останков. Это очень важно.
— Кости можно спрятать в катакомбах, — задумчиво протянул он, почесав подбородок. — Что ж, раз у меня сегодня никаких более важных дел нет, то давайте отправимся к Тамплю немедленно.
Арно удивленно вскинул брови, никак не ожидав такого быстрого согласия со стороны Наполеона. Особенно моментального решения поехать к крепости и проникнуть в склеп. Впрочем, ему же лучше, если это дело не затянется надолго. В самом деле, Арно рассчитывал, что Бонапарт вряд ли найдет время на такое незначительное дело особенно сейчас, когда он возился не только с военными вопросами, но и с государственными. Видимо, давно оказанная услуга (спасение от адской машины) очень сильно повлияла на него. Дориан довольно ухмыльнулся, тотчас подумав о том, как же быстро сегодня вернется домой.
Ассасин следовал за Бонапартом, который быстро распорядился, чтобы им подготовили экипаж, а к Тамплю отправили небольшую группу гвардейцев ровно с одной пушкой. Все так суетились и старались угодить императору, что несколько насмешило Арно. Карету подали через десять минут, и уже в экипаже Наполеон продолжил расспрашивать Арно о семье и о том, как проходит его жизнь не в Париже. Мужчина рассказывал, не очень сильно вдаваясь в подробности, да и, кажется, Наполеону было так намного лучше.
Сегодня в Париже стояла пасмурная погода. Все небо затянуло серыми тучами, предвещающими дождь. На улицах наконец стало спокойнее со времен долго тянувшейся революции. Император постарался и сделал все, чтобы в городе воцарился покой хотя бы ненадолго, несмотря на то, что где-то за пределами Франции без конца и края шла война. Между делом Арно успел подумать, как же хорошо, что он не был солдатом, которого поджидала смерть на каждом углу. Ассасин сильно привык к братству и, наверное, покинет его только, если кое-кто об этом очень попросит.