Томас не ответил. Он испытывал дискомфорт, но ему уже не было так страшно, как несколько мгновений назад.
- Я не долбанутый, Новичок, - выругался Галли. – Я видел жирную физиономию Чака в окне. Он указал пальцем на Томаса. – Но тебе бы лучше определиться, с кем ты собираешься дружить, а с кем враждовать, понял меня? Еще один подобный трюк, и меня не волнует, твоя это была идея или нет, - прольется кровь. Ты понял, Новенький? – Но прежде, чем Томас ответил, Галли развернулся и ушел.
Томас хотел только, чтобы это все закончилось.
– Прости. – промычал он, представляя, как тупо это звучит.
- Я помню тебя, - добавил Галли, не оборачиваясь. – Я видел тебя во время Изменения, и я вычислю, кто ты такой.
Томас наблюдал как этот задира исчез в Усадьбе. Он не помнил многого, но был уверен, что никогда еще не встречал никого, кто не нравился бы ему еще сильнее. Он был удивлен, насколько сильно он на самом деле ненавидит этого парня. По-настоящему ненавидит. Он обернулся и увидел Чака, стоящего неподалеку и смотрящего в землю в полном смущении.
– Спасибо огромное, приятель.
- Прости… если бы я знал, что там Галли, я бы не стал этого делать, я клянусь.
Удивляясь самому себе, Томас засмеялся. Час назад он бы подумал, что никогда больше не услышит от себя этого звука.
Чак посмотрел на Томаса и неуверенно ухмыльнулся.
– Что?
Томас покачал головой.
– Не извиняйся. Этот… шэнк заслужил этого, хотя я даже и не знаю, что значит шэнк. Но было забавно. – Он почувствовал себя лучше.
Пару часов спустя Томас лежал в мягком спальном мешке рядом с Чаком на траве около сада. Это была широкая лужайка, которую он не заметил с самого начала, и только несколько человек выбрали ее в качестве спального места. Томас думал, что это странно, но, по всей видимости, в Усадьбе не было достаточно комнат. Ну здесь хотя бы было тепло. Что заставило его в миллионный раз задуматься: здесь – это где? Его мозг мог выдать ему названия разных мест, или запомнить названия стран или правителей, как устроен мир. И никто из детей в Глэйде не имел понятия, где они, ну или хотя бы если имели, то не делились этим.
Он долгое время лежал в тишине, глядя на звезды и слушая мягкий шелест нескольких разговоров по Глэйду. Сон казался таким далеким, и он не мог избавиться от чувства отчаяния и безнадежности, которые охватили его тело и разум, временное веселье от шутки Чака над Галли давно прошло. Это был один бесконечный и странный день.
Это было все просто…ужасно странно. Он помнил кучу мелких вещей о жизни – еду, одежду, учебу, игры, общие картины мира. Но детали, которые заполняли бы эти картины подробностями, как-то были стерты. Все равно что смотреть на изображение под водой. Сильнее всего он чувствовал, наверное, …печаль.
Чак прервал его раздумья.
– Что ж, Новичок, ты пережил свой первый день.
- Едва ли.
«Не сейчас, Чак», - хотел сказать он. - «Я не в том настроении».
Чак привстал и оперся на локоть, глядя на Томаса.
– Ты много всего узнаешь в ближайшие пару дней, и начнешь привыкать к происходящему. Это хорошо?
- Эм, да, думаю, хорошо. Откуда взялись все эти странные словечки и фразочки, кстати? – Казалось, что они взяты из другого языка или изобретены кем-то лично.
Чак плюхнулся назад с громким стуком.
– Я не знаю, я здесь всего месяц, помнишь?
Томас задумался, знает ли Чак больше, чем рассказывает. Он был ловкий малый, забавный, и казался таким невинным, но кто знает? На самом деле он был таким же загадочным, как и все остальное в Глэйде.
Прошло несколько минут, и Томас почувствовал, как этот длинный день все-таки его одолел, и сон стал окутывать его разум. Но, как какой-то кулак толкнул и отпустил, мысль ворвалась в его сознание. О том, что он не ожидал, что он не был уверен, откуда он пришел.
Неожиданно Глэйд, стены, лабиринт – все это показалось…знакомым. Уютным. Тепло спокойствия разлилось по груди, и впервые с тех пор, как он тут оказался, он не чувствовал, что Глэйд – самое плохое место во Вселенной. Он замер, он глаза широко распахнулись, на секунду он задержал дыхание.
«Что сейчас произошло?» - подумал он. - «Что изменилось?»
Иронично, что мысли о том, что все будет хорошо, не создавали подобного ощущения.
Не до конца понимая, как, он знал, что нужно делать. Он не знал, откуда. Чувство – прозрение – было странной штукой, незнакомой и знакомой одновременно. Но это казалось…правильным.
- Я хочу быть одним из тех ребят, которые убегают отсюда, - сказал он громко, не зная, спит ли уже Чак. – В лабиринт.