Он остановился под кабиной Суперфортресса, всматриваясь в ее темную форму, которая возвышалась над ним, как огромный крест. Недостающее шасси с одной стороны дало бомбардировщику резкий наклон, так что даже с поврежденной ногой у него было мало проблем с масштабированием наклонного крыла. На руках и коленях он медленно двигался вдоль клепаного алюминия, все еще остывающего после дня на безжалостном солнце, достиг фюзеляжа, натянул на себя верх, пополз к наклонному носу, а затем, сначала ступни, проскользнул сквозь стеклянное ветровое стекло внутри кабина.
Он забрался в кресло пилота и огляделся вокруг, испуганный множеством сверкающих ручек и переключателей. Всю свою жизнь он мечтал о пилотировании такого самолета в России, чтобы спасти своего отца. Он подумал о клятве, которую он шептал себе в школе во время клятвы верности: я клянусь спасти моего отца от русских и привести его домой, чтобы мои папа и мама и я могли быть обычной семьей, как мы должны быть в Америке.
Он снова начал произносить обещание, но звук его собственного голоса в жуткой тишине дряхлой кабины напугал его, и он остановился. Кроме того, обещание теперь казалось ему глупым. В конце концов, он был в кресле пилота настоящей Суперфортресс, но не имело значения, что он не знал, как летать на нем и как поднимать эту ржавую машину с земли. Какая польза от полета в Россию, если его отец вернулся в Америку?
Он увидел радио-гарнитуру, прикрепленную к дроссельной заслонке рядом с креслом пилота, отцепил ее и положил на колени. Он перевернул гарнитуру, глядя на свободные сетчатые нити, где был обрезан кабель, и на окаменевшую пену цвета кости внутри наушников. Надев гарнитуру на уши, он наклонился вперед и щелкнул несколькими случайными переключателями.
«Заходите, Дельта Альфа Дельта Один», - прошептал он, призывая отца, как он всегда делал вид, что управляет своей моделью B-29 дома. «С земли в…» Он остановился, не зная, который час, и вместо этого снова сказал: «Входите, Дельта Альфа Дельта Один. Пожалуйста, войдите."
Он напряг уши, надеясь, что какой-нибудь далекий голос внутри наушников раскроет тайное местонахождение его отца. Но не было отдаленного голоса. Там ничего не было. Он почувствовал слезы на нижних веках и поднял подбородок, чтобы не дать им пролиться. Слезы распухли, вырвались наружу и, опустившись, пробили два прозрачных канала сквозь сухую грязь, покрывающую его лицо. Канал слева повернулся к его губам, и он высунул язык, чтобы попробовать соль.
И пока он сидел там в бесполезной гарнитуре и всхлипывал от боли, страха и отчаяния, темнота, охватившая его, заставила его вспомнить темную комнату Шубина и выражение разочарования на его лице, когда Джейк отказывался учиться рисовать картины. Я думал, что это то, что мы могли бы сделать вместе, сказал Шубин. Его слова заставили Джейка чувствовать себя странно тогда, но теперь он чувствовал себя почти виноватым. Ты когда-нибудь думал о своем отце? - спросил его Шубин, и когда его застали врасплох, Джейк ответил: почему? Шубин вздрогнул, словно ему было больно.
Затем Джейк подумал о потрескавшихся очках Шубина на прилавке закусочной Руби и о том, как пачка грязной ленты срывается с их оправы. То, что Джейк увидел тогда в неосторожных глазах Шубина, и то, что он отказался видеть, было не гневом, не угрозой, не угрозой, а мукой и беспокойством.
Затем Джейк подумал о жемчужно-сером мотыльке, который стучит по абажуру в спальне его матери. Он снова увидел две тени, раскачивающиеся вместе в странном и милом танце, и попытался понять, почему то, как его мать и Шубин улыбаются друг другу, тогда так разозлило его, но не сейчас.
И когда Джейк подумал о тенях своей матери и Шубина, из-под кабины бомбардировщика выскользнули другие тени. Между самолетами на якоре молча мчалась семья койотов. Серебристый и прозрачный под лунным светом молодой щенок прыгнул между двумя взрослыми. Последний в очереди, самый большой из трех, вероятно, отец, остановился, чтобы оглянуться в сторону Джейка. Его глаза на мгновение вспыхнули зеленым, затем все три исчезли в ночи.
Сердце Джейка росло в его груди, расширяясь туда, где оно могло лопнуть. Все, во что он верил в жизнь, все, что он слышал по радио, читал в комиксах и видел в фильмах, все о коммунистах, иностранцах и шпионах, сделало его слепым к тому, что было так легко увидеть. , После того, как Шубин переехал в их дом, Джейк продолжал искать своего отца, пока он был рядом с ним. Это был Шубин, конечно. Шубин был его отцом.