— Я организую ему побег.
Несколько минут я просто сидела с широко раскрытыми глазами, пытаясь осознать услышанное.
— Это сейчас такая шутка была? — голос сорвался и превратился в какой-то писк, от которого поморщилась даже я. Впрочем, Сэм как раз не обратил внимания на смену моей тональности.
— Нет. Я вполне серьезен. Это самый простой и логичный выход из нынешней ситуации.
— Простой и логичный… – одними губами повторила я. — Ты адекватный? Ты вообще понимаешь, о чем говоришь?
— Вполне, — пожал плечами Сэм.
— А мне вот так не кажется. Послушай себя! Ты только что заявил, что поможешь заключенному сбежать из тюрьмы!
— Тише, — шикнул парень, но я только отмахнулась от него.
— И не просто какой-то там тюрьмы! Это Белмарш! Тюрьма максимально строгого режима. А Нильсен находится в корпусе с одиночными камерами. Ты хоть представляешь, какой там уровень безопасности? — начала я, а потом поняла, что говорю совсем не о том. — Черт! Да даже если бы там стены были картонными, а ты имел навыки и возможности Джеймса Бонда… Это незаконно, ты в курсе? Да только за саму идею тебя могут рядом с Нильсеном поселить!
Сэм спокойно смотрел мне в глаза, только в конце моей эмоциональной речи слегка улыбнулся. Кажется, все мои доводы о его неадекватности ничуть не расстроили и не взволновали этого человека.
— Это единственный вариант, Агата.
— Значит, найди другой! А сейчас выпусти меня. Мне нужно домой, — я действительно не могла выйти, зажатая между стеной и Сэмом.
Он укоризненно посмотрел на меня, но все же подвинулся, пусть и неохотно. Схватив свою сумку, я пулей вылетела из этой кофейни, не оглядываясь и стараясь как можно быстрее добраться до дома.
Прав был Александр! Нужно было сразу посылать Сэма по самому нецензурному маршруту!
Зайдя в свою квартиру, я еще долго не могла успокоиться, наматывая круги между кухней и спальней. Конечно, развернуться здесь было особо негде: крошечная квартирка включала в себя только гостиную, совмещенную с кухней, и маленькую спальню, в которую вмещались лишь кровать и шкаф для одежды. Даже ванная комната здесь была похожа размерами на чулан. Раньше меня это никогда не напрягало. Квартплата была небольшой, а много места мне изначально не было нужно, ведь я живу одна и редко бываю дома. Но сейчас я впервые пожалела о том, что метраж квартиры не позволяет мне нервно метаться из стороны в сторону. Я почти физически чувствовала потребность выплеснуть эмоции в движении.
Но хуже всего, что когда первое негодование улеглось, я начала ощущать какой-то… страх. Причем пугало не то, что Сэм попадется со своей безумной идеей. Было страшно из-за того, что он может оказаться прав, и это действительно единственный выход.
Но даже если так. Зачем он рассказал мне об этом? Он ведь не ждет, что я буду ему помогать? У меня, в отличие от некоторых, мозги на месте. Конечно, мне очень жаль Александра. И я действительно верила в его невиновность. Но думать, что его можно вытащить из тюрьмы таким образом?
Я с трудом удержалась от того, чтобы не закричать. Обхватив голову руками, я тяжело опустилась на ближайший стул.
И как мне теперь поступить? Конечно, у меня не промелькнуло даже мысли о том, чтобы пойти в полицию. Я сохраню эту информацию в секрете, что уже, между прочим, является преступлением. Но что мне делать дальше? Как прийти на работу и не выдать себя ни словом, ни жестом? Как теперь общаться с Александром? Рассказать о том, что задумал Сэм? Интересно, он обрадуется или расстроится, узнав, что я все же послала его странного то ли друга, то ли знакомого, куда подальше?
Ничего так и не придумав, я решила, что не буду об этом говорить вообще и попытаюсь сделать вид, что никакого разговора о побеге не было в принципе. Я надеялась, что придуманный мною “гениальный” план, который серьезно смахивал на поведение страуса, немного успокоит меня. Но я все равно не могла уснуть всю ночь. Только под утро забылась тяжелым, тревожным сном, который совсем не принес отдыха.
***
— Кто-то сегодня не в духе, — услышала я через пять минут после того, как заступила на смену.
— Можно подумать, в остальные дни я излучаю позитив, — протянула я, скорчив кислую физиономию.
Общаться с Александром становилось все сложнее. Я не рассказала ему о безумной затее Сэма. И не собиралась в этом участвовать. Я знала, что это правильно, но почему-то чувствовала вину.
— Если ты начнешь излучать позитив и глупо улыбаться, я подумаю, что окончательно тронулся умом.
— Я бы на твоем месте не обольщалась. Ты уже, — улыбнулась я.
— Черт! Меня снова раскрыли, — он шутливо прижал руку к груди в немом испуге. — А если серьезно, что случилось?
— Ничего. Просто не выспалась.
— Бурная ночка? — усмехнулся заключенный.
— Если бы! После бурной ночки на лице присутствуют не только мешки под глазами, но и довольная улыбка. По мне заметно, чтобы меня тянуло улыбаться?
— Нууу… Кислая физиономия возможна, если эта самая бурная ночка прошла не слишком хорошо, а учитывая то, что вчера ты должна была встретиться с малышом Сэмми, я уверен, что примерно так все и было.
— Не веришь в способности своего друга? — я выгнула бровь, слегка улыбнувшись.
— Не верю, — легко согласился со мной Александр. — С ним бурной ночи точно не получится. Максимум, что тебе светит — интеллектуальный вечер по разгадыванию кроссвордов. Сэмми хранит свою девственность для меня, — подмигнул мне Нильсен.
Закатив глаза, я начала массировать пальцами виски. У этого человека странная суперспособность — любой разговор превращать в фарс. Я не могла точно сказать, нравится мне это или нет. С одной стороны, с ним было весело и интересно. Он мог поддержать практически любой разговор, а иногда выдавал такое, что я потом долго думала, пытаясь расшифровать его слова и осмыслить их. А еще он интриговал меня, причем довольно сильно. На первый взгляд он казался открытой книгой, но один раз заглянув в его голубые глаза, понимаешь, что здесь есть двойное, а может быть, и тройное дно. И несмотря на все это, очень часто мне хотелось придушить его подушкой за все шуточки и намеки.
— Так что случилось? Это наш корейский айдол тебя расстроил?
— Нет, — поспешно ответила я. — Он здесь не при чем.
Ложь всегда давалась мне плохо. Я не любила врать и делала это только в самом крайнем случае. Как сейчас, например. Но чувствовала себя при этом всегда неуютно.
— Я вижу, когда ты врешь, Агата, — прищурился Нильсен. — Тебе лучше вообще не пытаться это делать — все равно не получится. Что натворил Сэмми?
— Ничего, — раздраженно бросила я, — Я отдала твою записку и все. Больше ничего не было.
— Хорошо. Выпытывать не стану, — он откинулся на подушках. — Но если что, ты помнишь, куда следует отправлять нашу кавайную няшку.
Я неопределенно хмыкнула и углубилась в работу. Со временем мне удалось взять в себя в руки. Хоть и с трудом, я отработала свою смену, привычно переговариваясь с Нильсеном. Странно: мы общались постоянно, но при этом я не знала о нем ровным счетом ничего. Крупицы личной информации приходилось буквально вытаскивать из него клещами. Он травил разные истории почти без остановки, но никогда не говорил о себе. Необычное качество. Зачастую люди наоборот болтают только о себе и о своих проблемах. Более того, я только сейчас осознала, что он знает обо мне не так уж и мало. Постепенно, задавая ненавязчивые вопросы, он выяснил, что мне 25 лет, я закончила Университетский колледж Лондона, сосредоточившись на специальности ангиохирургия, живу одна, не слишком часто общаюсь с друзьями. Даже о моих вкусах он имел определенное представление, хоть и расплывчатое.