Судья задумчиво кивает.
Потом усталым голосом сообщает, что Лео предъявлено обвинение и дело будет передано судье по вопросам свобод и содержания под стражей[8].
Юго и Анна ждали больше трех часов. Они изнемогают от бездействия, одурели от окружающего их плотного, непрекращающегося гула разговоров, от внезапно доносящихся откуда-то громких голосов, от скрипа дверей, от неожиданных звонков, но наконец мэтр Хамади возвращается. По ее походке, по решительному стуку каблуков Анна понимает, что дело сдвинулось с мертвой точки. В обманчивом солнечном свете, проникающем в огромные окна, кружится пыль, поднятая сквозняками, в горле першит. Анна слушает адвоката, та смущенно и монотонно говорит о необходимости готовиться к худшему.
«Так что, поймите правильно…»
«Серьезность произошедшего…»
«Риски освобождения из-под стражи, о которых упомянул судья…»
«Ходатайство об избрании меры пресечения в виде заключения под стражу, предстоящее судебное заседание, на котором будет принято решение…»
Анна, оглушенная, прислоняется к стене. Перед глазами у нее мелькают белые пятна.
– Но вы сможете его увидеть, – добавляет мэтр Хамади, словно в утешение. – Слушание будет публичным. Вы сможете присутствовать, если обещаете хранить молчание и ни под каким предлогом не попытаетесь заговорить с сыном.
В 13:30 Анна и Юго входят в крошечное помещение, в котором пахнет чем-то затхлым. Судья по вопросам свобод и содержания под стражей, лет пятидесяти, уже заняла свое место, рядом с ней – секретарь и прокурор. Юго накрывает руку жены своей рукой. Открывается боковая дверь, двое полицейских вводят Лео. Он снова в наручниках. Лео смотрит на родителей, ему стыдно, что он заставляет их терпеть такое унижение. Сможет ли он после такого сохранить их доверие? Видеть их совсем рядом, напряженных и несчастных, мучительно. Но судья уже проверяет его личность, напоминает о порядке заседания и о том, в чем Лео обвиняют. Термин «умышленное нанесение вреда» вонзается в сердце Анны, словно нож. Затем прокурор произносит пламенную речь, возмущенно обвиняет Лео во лжи, в преднамеренности совершенного им поступка, в притворном раскаянии, пытается представить его как «одного из тех не контролирующих себя молодых людей», которые злоупотребляют алкоголем и наркотиками и сеют хаос ради своих амбиций. В заключение он громко требует продлить содержание Лео под стражей, так как, оказавшись на свободе, тот может не только вновь нарушить общественный порядок, но и оказать давление на свидетелей или вступить с ними в сговор.
– Ваша честь, отправить этого юношу под домашний арест, – горячо говорит он, – все равно что бросить динамитную шашку в пороховой склад! Уверен, вы не станете так рисковать!
Анна и Юго ошеломлены. У гротескного портрета, который так небрежно набросал прокурор, нет ни малейшего сходства с их сыном. Они смотрят на мэтра Хамади, надеясь на чудо, на неожиданный поворот, надеясь услышать блестящую и смелую речь вроде тех, что звучат на крупных судебных процессах, но адвокат выдает лишь предсказуемый набор аргументов: она описывает Лео как обычного старшеклассника, жертву неудачного стечения обстоятельств, она даже допускает, что он мог «позволить себе выйти за рамки, но какой подросток не совершает подобного в этом возрасте?».
– Прошу всех выйти, я должна обдумать решение, – откровенно скучая, говорит судья.
Анну уносит поток мыслей, поглотивший ее, поглотивший настоящее. Она думает о прокуроре и адвокате, которые еще два дня назад даже не подозревали о существовании Лео, а теперь подвергают его жизнь какому-то там анализу и делают вид, что понимают его поступки, намерения, скрытые желания лучше, чем его родители. О каком хаосе они говорят? О каком выходе за рамки? Они что, все спятили? Забыли, что у него вот-вот экзамены? Забыли о том, что это спортивный и вежливый мальчик, внимательный и великодушный друг, ученик, которого все любят и ценят? Разве они не видят, что он совершенно раздавлен последствиями своего поступка?
8
Особая специализация французских судей, в юрисдикции которых – выносить вердикт о мере пресечения задержанного, продлении срока содержания под стражей, ночных обысках, прослушивании телефонных разговоров и т. п.