Стояла удивительная тишина.
– А где все люди? – негромко спросил Соул.
…я и сама не поняла, в какой момент трусливо поджала купол, как хвост, страшась задеть краем чью-то боль или смерть. Очнулась только когда заметила движение на самой кромке берега: у полосы прибоя сидел на песке немолодой мужчина, до колен закатав штаны и распахнув накидку-халат; с одного плеча ткань съехала вообще, на другом держалась лишь чудом. Верхнюю часть лица скрывала плотная чёрная повязка.
Мужчина поднял руку над головой и медленно повёл из стороны в сторону.
– Давай к нему, – коротко приказал Эрнан Лиоре. – Да, и убирайте маскарад: нас никто не видит. Этот тоже, но он почему-то прекрасно знает, кто мы. Он… странный.
Странный – даже по меркам Эрнана… Кажется, я поняла, кем был тот мужчина на берегу. Разум, наполненный быстро сменяющимися образами, читать которые – всё равно что пытаться различить написанное на сухих листьях, размётанных осенним ветром; завязанные глаза и уши…
Тот, через кого мир говорит с людьми. Напрямую, чтоб уж точно услышали.
На корабле тающими пикселями постепенно распалось всё лишнее – паруса, мачты, иллюзорные моряки. Глубина океана уменьшалась на глазах, вода становилась прозрачней, прозрачней… А потом днище заскрежетало по песку, и меня едва не вышвырнуло в волну – так резко мы остановились, хорошо хоть Тейт был начеку.
Лиора толкнула борт, и он разложился пологой лестницей до самого пляжа.
Мы спускались медленно, один за другим, и корабль за нашими спинами проседал, распадался на изношенные деревянные пластины, хворост и отсыревший холст. Когда Лиора, которая шла последней, ступила на берег, в ладонь ей прыгнул клубок, сплетённый из белых и чёрных нитей.
Недолгое плаванье закончилось – как-то жалко, бессмысленно и бездарно.
«Интересно, что Маронг будет делать теперь с красками?» – промелькнуло в голове, и я проглотила нервный смешок.
Эрнан, замешкавшийся было, прибавил шагу и обогнал остальных, но приблизиться к мужчине-слепцу так и не сумел. А тот словно почувствовал – и молча указал пальцем на юго-запад.
Кажется, именно туда, откуда докатилось эхо множественных смертей.
– Спа… Грхм, благодарю, – с трудом вытолкнул из себя слова дядя и коротко поклонился, а затем поплёлся вдоль берега, на запад.
Ноги у него явственно заплетались.
Я хотела догнать его, но точно в песок вросла.
Слепой мужчина указал на Маронга, затем на меня, на Тейта – одним плавным жестом. Лиора отчего-то всхлипнула, зажимая рот руками. Маронг, спотыкаясь, подошёл к мужчине; тот заставил его склонить голову и на секунду положил ему руку на лоб, а затем, так ничего и не сказав, оттолкнул.
Следующим приблизился Тейт. Мужчина прикоснулся к его груди, между пятым и шестым ребром, точно вслушался во что-то – и вдруг рассмеялся беззвучно:
– Какой живучий.
Голос у него был самый обычный, низкий и хрипловатый, но меня замутило от ужаса. И что, я теперь должна подойти… к этому? Вот ни за что.
Ноги двигались точно сами по себе. Расстояние сокращалось, и в горле клокотало влажное, нездоровое дыхание. Но стоило очутиться рядом со слепцом – и страх исчез.
– Все боятся неизбежного, – сказал мужчина, и у меня появилось чувство, что слышу его на сей раз только я. – Неизбежное – то, от чего не убежать. Убежать нельзя и от себя… Ты себя боишься?
– Нет, – выдохнула я.
Шрах, соврала. Иногда боюсь.
– Больше доверяй своему искусству. Мне нечего сказать. Всё, что необходимо для наилучшего исхода, у тебя уже есть.
Наверное, это должно было прозвучать ободряюще, но я почувствовала себя разбитой. И одновременно – невероятно лёгкой. Однажды, ещё в детстве, мне пришлось отстричь волосы коротко-коротко, с толстенной косы по бёдра – до солдатского ёжика. Спасибо Лоран, которая устроила нам обеим короткое незапланированное купание в тропической реке, и всеядным марандонским пиявкам; кузине-то повезло, она нацепляла паразитов на ноги, а я умудрилась пригреть парочку за ушами и на затылке… Местный врач церемониться не стал – и, чтоб обработать ранки, оболванил меня быстрее, чем экскурсионную группу догнала мама на водном скутере.