– А кто-то царапался, как фаркан, – передразнил меня Тейт и снова поцеловал в висок, тепло и разморенно. – А ты заметила, кстати? Резонанс.
Думать мне было отчаянно лень. Вот водить пальцами ему по плечу…
– Что резонанс?
– Его не было. В смысле, сейчас.
И всё-таки есть привычки, которые неискоренимы. Например, шевелить мозгами. Ты уговариваешь себя расслабиться, отключиться, но куда там.
– Так, – пробормотала я, не без труда принимая сидячее положение, и закуталась в одно из покрывал – не от холода, а потому что производить детективные изыскания голышом было как-то глупо. – Немного неправильно формулируешь. Резонанс определённо произошёл, но вот вопрос – когда? И почему сейчас не было никаких побочных эффектов? – Я задумалась, прокручивая в памяти последние дни. – Похоже, что исчез какой-то сбой во взаимной настойке, то, что мешало изначально. А вообще когда ты в последний раз чувствовал эхо резонанса, ну, неприятное возрастающее напряжение между нами? Мне вот вспоминается что-то такое только во время поединка с Соулом. Потом мы несколько раз объединяли силы, но никакого «маятника» не было.
– Маятника? – теперь переспросил уже Тейт. Я молча скинула ему ментальный образ. – А-а, отдача. Ну да, наверное. Тогда, наверное, это и случилось в последний раз. Потом я сбежал, и ты меня догнала… Может, мы бы раньше поняли, но нас же вдвоём не оставляли.
Лицо у меня вспыхнуло, дыхание перехватило. Я машинально облизнула губы, искусанные и гудящие. Никогда не имела привычки жалеть об упущенных возможностях, но тут… Сколько мы потеряли, месяц?
Кажется, балбес здесь не только рыжий.
– Ты совсем ничего не чувствовал тогда?
Тейт растянулся на покрывалах, прикрывая глаза.
– Ну-у… Огонь. Если подумать, то по-настоящему он стал меня слушаться с тех пор, как ты меня догнала. Помнишь, в клане свободных мы сражались вдвоём? Вот тогда ещё что-то мерещилось, но не резонанс, а как будто я пытаюсь из вот такой чаши, – и он развёл руками, – по капле отмерить, сколько надо. А оно то переливается, то недоливается.
Я помолчала.
– А теперь?
Он повернул голову и уставился на меня тёмными-тёмными глазищами. Так, что снова жаром обдало.
– Ну я же рассказывал, Трикси. Про сон. Я понял, что я настоящий – и есть огонь.
Была б у меня подушка, я бы его стукнула, честное слово.
– А раньше, когда я тебе то же самое говорила, до тебя не доходило?
Он засмеялся – и опять сграбастал меня в объятья, перекатываясь по покрывалам.
…Наверное, мы бы долго ещё так барахтались – то говорили, то целовались, то дремали в обнимку. Лично я готова была оттянуть возвращение в реальный мир на маленькую вечность, но, увы, медовый месяц пришлось прервать по самой прозаической причине.
Тейт проголодался.
Ну, что ж, следовало этого ожидать: любой огонь требует пищи.
Глава 24
Проявление любви
Великий свет, который рано или поздно развеивает любую тьму – ту, что рождается из непонимания, ненависти, жестокости и алчности. Этот свет исходит из сердца – и достигает сердца, а для глаз незрим.
Возвращение из подземных чертогов Оро-Ича было сродни маленькой смерти и рождению заново. Для Тейта – в более буквальном смысле, для меня – в переносном; Тейт двигался осторожно, неловко даже, точно привыкал к собственному телу, а я… я только начинала осознавать, что самое страшное позади. Казалось, что вот-вот разверзнутся каменные своды, и на наши головы обрушатся бедствия, мыслимые и немыслимые.
Такова человеческая природа: мы можем приспособиться к воистину кошмарным условиям, но потом едва ли в состоянии сразу вернуться к нормальной жизни.
Обиталище Оро-Ича выводило нас вверх по расширяющейся спирали, приучая заново к внешнему миру: к вкусу воздуха, к запахам и звукам. На одном из витков мягкое рассеянное освещение сменилось дневным, на другом – комфортная, стерильная прохлада уступила душноватой летней жаре. В такие моменты мы немного притормаживали, свыкаясь с изменившимися условиями. Особенно долгая остановка была где-то ближе к концу пути, когда в большой пещере, немного похожей на мастерскую Ригуми Шаа, Тейт почуял запах еды и, как зачарованный, порысил к потайной нише в стене.
Судя по аппетиту, на здоровье он не жаловался.
Я тоже прихлёбывала из миски то ли жидкую кашу, то ли густой суп, но вкуса почти не ощущала. До сих пор происходящее казалось зыбким, скорее, напоминающим фрагмент сна, чем реальность. Иногда мелькала даже мысль: а вдруг там, на берегу, задело и меня, и всё это – предсмертные галлюцинации? И путешествие за мастером Лагона сквозь фантасмагорические миры, и долгий разговор по душам, и Тейт, живой и невредимый… И когда я готова была уже пожаловаться вслух, то заметила вдруг нечто странное: в дальней части пещеры стена будто бы сделалась прозрачней.