Он смотрел вниз – и в его глазах мир отражался от горизонта до горизонта.
– Ты мне веришь?
Вместо ответа я отпустила руку Тейта и спиной вниз упала в пустоту, не отрывая от него взгляда.
– Давай! – крикнула я, чувствуя, что ещё секунда – и слишком много враждебных ветров будет между нами, а жадная чужая магия рванётся ко мне с земли.
И Тейт выпустил пламя.
Оно хлынуло сквозь меня, сквозь кожу и кости, не задевая, но согревая; наверное, если и существовала какая-нибудь энергия жизни, текущая через всё и вся, то именно так она и ощущалась. Время почти остановилось, и я точно зависла в воздухе; бесцветное пламя выплеснулось в долину, перехлестнуло через кольцо холмов, растеклось по горам, неостановимое, неистребимое, жадное и щедрое.
Там, где оно проходило, магия исчезала – ненадолго, буквально на минуту, как раз чтобы недоверчиво оглядеть собственные руки, пустые и беспомощные, и поднять глаза к небу, где сияла невозможно яркая звезда, второе солнце.
Танеси Тейт.
Самый сильный маг Лагона – ну, по крайней мере, сейчас.
После этого великая битва предсказуемо закончилась. Мы победили всех, но едва не разбились в лепёшку, потому что я как-то не учла, что и моей магии тоже не станет. Если б не Лао, чья крылатая природа ни к псионике, ни к колдовству отношения не имела… Впрочем, не будем о грустном. Как там говорил наш незабвенный инкуб, синий и чешуйчатый? «Можешь дерзить и дурить, но только пока побеждаешь»? Собственно, этим я и собиралась заниматься в ближайшие годы, благо охотников трагически поразмышлять над своими ляпами хватало и без меня. Взять хотя бы того же дядю Эрнана, который вернулся в Лагон примерно через неделю, задумчивый и изрядно побитый – команде с побережья тоже неслабо досталось, хотя основные силы свободных и были стянуты в другом месте. Вместе с ним возвратились и другие: и Ингиза, и Сайна Юн, и ещё с полтора десятка мастеров, в разное время пропавших без вести.
– Сердишься на меня? – спросил Эрнан с похоронной серьёзностью, когда мы остались наедине… ну как наедине – Тейт отсыпался в соседней комнате, потому что новое тело после нагрузок требовало двойной дозы отдыха.
Я внимательно прислушалась к себе. Желание поделиться новообретённой мудростью было, а устроить безобразную истерику – отсутствовало, из чего напрашивался вывод, что нет, наверное, не сержусь.
– Знаешь… – начала я проникновенно, а потом представила, сколько всего надо будет высказать, если уж начну, и сама себя оборвала. – Ладно. Сойдёмся на том, что мы квиты. Ведь изначально ты вообще оказался здесь из-за меня.
– Ты же этого не планировала, – возразил он раздражающим спокойствием.
– А ты планировал, чтоб нас обоих едва не угрохали? Вопрос риторический, – вздохнула я. – Кстати, я тут собираюсь через некоторое время нанести тебе ещё один удар, а именно – оставить тебя здесь в качестве добровольного заложника и выпросить у мастера Лагона тур в родной мир на пару месяцев. Что-нибудь передать тёте Глэм?
Спросила-то я в шутку, но Эрнан с четверть часа подробно описывал, какое ему надгробие установить на семейном кладбище: простое, чёрное, без идиотских каменных детишек в венчиках и трагически-торжественных надписей.
– Ты что, не шутишь? Это не какой-то извращённый сарказм? – не выдержала я в конце концов.
У Эрнана вырвался вздох, исполненный самой искренней боли:
– Ты плохо знаешь Глэм. Это за тебя родители будут цепляться до последнего и ждать годы, а она похоронит меня при первом же удобном случае хотя бы для того, чтоб заказать шикарное траурное платье с вуалью и чёрным харрийским жемчугом. Ну, и памятник закажет такой, чтоб все её подружки, светские хищницы, удавились от зависти.
– Звучит так, будто ты вообще возвращаться не желаешь.
Эрнан очень выразительно раскашлялся, а затем ловко свернул на другую тему.
Собственно, этот разговор и стал последней соломинкой. Я остро осознала, что раз с внутренними шрахами Тейта мы разобрались, пора бы навестить и моих. Откладывать дальше было чревато сомнениями и колебаниями: скоро наши разгонят остатки свободных, хозяйничающих в окрестностях, в Лагоне окончательно наведут порядок, возобновятся занятия в мастерских – а там рукой подать до очередного приключения… Так и застряну.
Ну уж нет.
Я заглянула в комнату, полюбовалась на своё рыжее счастье. Хотела поцеловать, но не рискнула: разбужу ведь, потом не отвяжусь. Любопытно, конечно, было бы взглянуть на лица родни при виде новообретённого спутника жизни, дикаря-аборигена, разумеется, совершенно не подходящего для девушки из хорошей семьи, с прекрасным образованием и связями… Но шрах с ними, перебьются.