— Ссылка, — отвечает Ханна.
— А куда? — любопытствует Ллиувердан.
— В его же поместье у подножья Зулкибарских гор, в «Аганнадурепали».
— Понятно. Лорд Аган Фрей, Вы признаетесь виновным в мошенничестве. Приговариваю Вас к бессрочной ссылке, куда там королева только что сказала. Еще Вы обязаны возместить вон тому толстопузому пострадавшему ущерб. Да, еще штраф в казну — двести золотых.
— Сколько?! — восклицает Фрей, падая на колени и начиная демонстративно заламывать руки.
— Двести, — повторяет драконица с полным удовлетворением на зубастой морде. Несчастного лорда утаскивают в сторону озадаченные стражники.
— Что там дальше? — интересуется явно входящая во вкус Ллиувердан.
— Дело Стонги Фрея — внука лорда Фрея. Совершил покушение на королеву Иоханну Третью Зулкибарскую, находящуюся в беременном состоянии. В результате тяжело ранил Ларрена Кори Литеи, бывшего наместника княжества Эрраде, ныне — телохранителя королевы Иоханны и собственность Вальдора Зулкибарского, — проговаривает Шеоннель.
К нам перемещают низкорослого тощего мальчишку.
— Стонга Фрей? — интересуется драконица.
Парень только гордо вздергивает нос.
— Ой, какие мы все из себя независимые! — умиляется Ллиувердан, — рассказывать будем, что было?
— Я хотел уничтожить узурпаторшу! — патетично заявляет мальчик.
— Это что? Беременная баба — узурпаторша? — интересуется драконица.
— Она не имела права занимать трон! — возвещает малыш. Ну, а как его еще назвать? Лет семнадцать-восемнадцать на вид, а туда же — тиранов свергать. Совсем молодежь пошла невоспитанная. Ну, не могу я испытывать к нему ненависть! Отлупил бы и отправил к дедушке в деревню, как там, Аганадура… Дальше о тиранах размышлять.
— А ты кто такой, чтобы это решать? — спрашивает Ллиувердан, и в ее голосе отчетливо слышится рокот. Кажется, наша дамочка злится.
— Я — свободный человек! — надменно проговаривает неудачливый цареубийца.
— Так деньги твоего дедушки здесь не причем? — удивляется драконица, — и ты просто так решил избавиться от Иоханны, не поинтересовавшись даже мнением ее свергнутого отца? Мне кажется, или именно в тот период в Зулкибаре было явление призрака короля?
Хм, кто это ей доложил? Даже любопытно. А забавно мы тогда с Дуськой время провели.
— Я не верю в привидения! — с достоинством отвечает Стонга Фрей, и я отвергаю Ваши гнусные инси… инсин…
— Инсинуации! — подсказываю я.
— Вот именно.
— Сынок, — интересуюсь, — а ничего, что я против занятия трона Иоханной не возражал? И ни разу не пытался обратиться к народу с предложением свергнуть незаконную властительницу? Что это вдруг ты за меня этот вопрос решил?
— Каждый законопослушный… — начинает было мальчик, но драконица его прерывает:
— Каждый законопослушный соблюдает закон. Короче, мне надоело выслушивать высокопарную чушь. Стогну Фрея выпороть и к деду. В деревню. Вальдор, прости за мягкий приговор. Ребенок просто глупый, нахватался ерунды где-то, да и явно кто-то из родственников его настропалил. А люди при этом не пострадали.
— А Ларрен? — спрашиваю я.
— А Ларрен — вещь. Он не считается, — возражает драконица, — впрочем, хочешь, за его порчу я штраф взыщу?
— Спасибо, не надо, — бормочу я. Настроение портится окончательно.
Стражники уволакивают младшего Фрея, который, утеряв свой гордый вид, упирается и плачет.
Глава 40
— Следующий — борэль Налиэль Ручейка, — тихо проговаривает Шеоннель. Я смотрю на сына. Он — на мать. Лиафель, сжав руки в кулаки и подняв плечи, не отрываясь, вглядывается в драконью морду.
— Что это ты, ребенок, занервничал? — интересуется Ллиувердан.
— Он — муж моей матери, — поясняет Шеон.
— А когда ты читать вызывался, ты об этом не знал? — ехидничает ящерица и тут же добавляет, — ладно, дай, сама посмотрю.
Она задумчиво вглядывается в материалы дела.
— О, тут серьезно! — наконец, произносит Ллиувердан, — тут ссылкой явно не отделаешься.
По лицу Лиафели текут слезы, и мне даже жаль эту эльфийскую заразу.
Драконица поднимает взгляд от тома.
— Ну, где подсудимый-то?
И тут же перед ней материализуется искомый узник.
Лиафель бросает на него взгляд и в ужасе прижимает ладонь к губам. Хотя чему здесь ужасаться — не понимаю. По-моему, Наливай выглядит как обычно. Даже не похудел. Подумаешь, волосы подстрижены и взгляд понурый. Так он все же был не на курорте, да и Сурик наш — не массажист. И вообще, она его в таком виде уже видела! Что же пугает прекрасную Лиафель? Не перспектива ли предстать перед судом после показаний мужа?
— Я все признаю, — глухо проговаривает он.
Драконица выражает неудовольствие.
— Что значит — все? Я еще не сказала, в чем тебе обвиняют. Тоже мне нашелся — несчастный, со всем согласный. Я, может, еще передумаю и не стану тебя есть?
Издав вопль, Лиафель падает на соседей по скамейке.
Тут же где-то неподалеку раздается еще один крик, на этот раз — возмущенный. Кричат что-то типа «за свободу и гласность». Привстаю и вижу, как стражники волокут куда-то упирающегося субъекта человеческого рода. За спиной субъекта болтается лютня. Ага, менестрель. Поймали любезного. Надеюсь, сейчас ему объяснят, что такое свобода. И где следует проявлять гласность. Сажусь на место. Преставление под названием «суд» продолжается. Жаль, что я вина не взял, без него как-то неуютно. Дуську попросить переместить его сюда, что ли? Кошусь на княгиню, а та ну прямо заворожена происходящим. Вцепилась в руку мужа, а глаза круглые так и сияют. Ладно, не буду отвлекать.
Смотрю — а Шеон уже возле матери хлопочет. Заботливый наш. Пусть бы валялась себе. Вряд ли кто на нее наступит!
— В чем виноват-то? — интересуется драконица.
— Рассказать подробно? — спрашивает Наливай, поднимая на судью несчастные темные глаза.
— Можешь вкратце, — разрешает Ллиувердан и отклоняется немного назад, опираясь на хвост. Поза «я вся — внимание» в исполнении дракона. Выглядит впечатляюще.
Борэль начинает монотонно перечислять свои злодеяния:
— Я шпионил на территории Зулкибара в пользу королевства Альпердолион. Я провоцировал народные беспорядки в Зулкибаре. Я, использовав свою дочь, активировал в Шеоннеле, сыне Вальдора Зулкибарского, заклинание «Палач Его Сиятельства», чтобы убить королеву Иоханну. Дочь об этом не знала. Я заставил юного Фрея поверить в то, что гибель Иоханны — единственный способ освободить деда, и я объяснил ему, как лучше это сделать.
— Тишина! — произносит драконица и, вроде бы, к чему-то прислушивается. Где-то неподалеку кто-то истошно вопит. Могу только предположить, что это — тот самый «юный Фрей», в отношении которого приводят приговор в исполнение.
Ллиувердан мотает головой из стороны в сторону и несколько неуверенно проговаривает:
— Ничего, это ему только на пользу пойдет. Продолжайте, борэль Налиэль!
— Я еще… — растерянно произносит эльф, — простите, Ваша честь, что там еще мне инкриминируют?
— Хм, ну, вроде бы основные моменты Вы обозначили. Что можете заявить в свое оправдание?
Борэль переводит взгляд на супругу, которая уже пришла в себя и сидит, обмахиваясь платочком, после чего он проговаривает:
— Боюсь, что ничего. Я действовал сам. В одиночку. Никто мне добровольно не помогал.
Ну, надо же! Выходит, драгоценная моя лесная фея — всего лишь невинная жертва страшного Наливая! А сама она и знать не знала: зачем издевалась над моим ребенком, зачем позволила наложить на него заклятие, которое мальчика практически зомбировало; зачем бросила его умирать в Зулкибаре. Сама невинность и простота!
Хотя, вот смотрю на этого стриженого ушастого, защищающего свою стерву из последних сил, и начинаю его уважать. Гадостей ведь он мне сделал громадное количество. Даже если принимать во внимание, что он действовал по указке Рахноэля, все равно. Но вот сейчас вижу его и понимаю — настоящий мужчина. И пусть он сломался на пытках. А кто бы выдержал? Нашего Кира я не имею в виду — он вообще каменный.