Да, я знал, но услышать это от него... У меня по спине пробежали мурашки.
— И что же нам делать? — спрашиваю.
— Мы не позволим, чтобы ему кого-то заказали.
— Согласен, но как?
Локано, отвернувшись, что-то едва слышно произнес.
— Что вы сказали?
— Я хочу, чтобы ты убил Лимми.
— Не понял?
— Пятьдесят штук.
— Исключено. Даже не обсуждается.
— Сто штук. Или назови свою цену.
— Без меня.
— Не только ради Адама. Лимми головорез.
— Ну и что? Мне какое дело?
— Хладнокровный убийца.
— Например?
— Он выстрелил в лицо продавцу из бакалейной лавки в русском квартале.
— Выполняя заказ?
— Какая разница?
— Большая. Вы говорите, что Лимми кого-то зверски убил лет пять назад? За это его стоило бы посадить на электрический стул или хотя бы в камеру-одиночку. Но это еще не дает мне право его убивать. Так же, как и вам. Если у вас накипело, сообщите в полицию.
— Я не могу этого сделать, сам знаешь.
— И я не могу убить кого-то только потому, что он плохо влияет на Скинфлика. А кого вы бы убили по заказу?
Голос его стал жестким.
— Не твое собачье дело.
— Ладно.
— Какая муха тебя укусила? — Он помолчал. — Я слышал, вы с Лимми беседовали на свадьбе Дениз.
— Тридцать секунд. Обменялись оскорблениями. Ненавижу этого козла.
— Адам его боготворит. Из-за него он сядет или того хуже.
— Раньше надо было думать. Лет двадцать назад.
А что тут скажешь? Отец моего лучшего друга. Который стал мне почти отцом. При таких отношениях можно и огрызнуться.
В такую минуту не думаешь: Ты имеешь дело с матерым волком, волком-убийцей. Лучше его не злить, себе дороже.
Я хочу сказать, эти мысли приходят слишком поздно.
Дома меня ждало сообщение на автоответчике.
— Привет. Это Магдалина. — Хрипловатый голос, как будто она говорит шепотом. Пауза и гудки отбоя. Своего номера не оставила.
Это вывело меня из себя. Я прослушал запись раз шесть подряд, а затем позвонил Джуди Локано и Ширл — этот чертов Лимми не выходил у меня из головы. Ширл дала мне имя свадебного агента в Манхэттене, которая ангажировала секстет.
Агент, сидевшая в этот момент за рулем, сразу мне сказала, что не сообщает личных данных, «оберегая частную жизнь».
— Если вы захотите организовать свадьбу, — поспешила добавить она, — я вам обеспечу отличный оркестр.
Мы договорились о встрече в ее офисе на следующий день. Она сразу начала со мной заигрывать, но я не поддержал этот тон, поспешив закончить писанину. В детали я даже не вдавался.
Заполучить расписание ближайших ангажементов Магдалины не составило большого труда. Марта — так звали брачного агента — видимо, полагала, что в рекламных целях оно того стоит и, следовательно, она ничем не рискует. Во всяком случае, как объект преследования.
Большинство вечеринок с участием квартета планировались в частных домах, куда при малом стечении народа было бы трудно проникнуть незамеченным. Поэтому я остановил свой выбор на свадьбе в Форт-Трион-парк, в Верхнем Манхэттене, назначенной на поздний вечер. Приехав на место, я увидел в центре парка большой шатер, примыкающий к ресторану. Мероприятие оказалось достаточно скромным, но не заорганизованным, и вскоре мне удалось смешаться с гостями. Я явился в повседневном костюме, справедливо рассудив, что в Форт-Трион-парке никто не станет требовать особого дресс-кода.
На Магдалине была та же белая блуза и черные брючки. Я дождался перерыва, когда музыканты отошли покурить на тропку, по которой можно было взобраться на холм, и только тогда приблизился. Они разговаривала с виолончелисткой возле их автобуса.
— Привет, — сказал я.
— Привет, — сказала виолончелистка с вызовом, отчего ее нижняя челюсть еще сильнее оттопырилась
— Все нормально, — успокоила ее Магдалина.
Виолончелистка произнесла какую-то тарабарщину, и Магдалина ей ответила, видимо, на том же языке.
— Я подожду там, — сказала нам обоим виолончелистка и отошла.
Мы с Магдалиной молча глядели друг на друга.
— Оберегает вас, — наконец выговорил я.
— Да. Уж не знаю почему.
— Я знаю.
Она улыбнулась:
— Это вы так меня кадрите?
— Нет. Пожалуй. Хочется поближе познакомиться.
Она повернула голову набок и закрыла один глаз:
— Вы знаете, что я румынка?
— Нет. Я ничего про вас не знаю.
— Вряд ли у румынки и американца может что-нибудь получиться.
— Я так не считаю.
— Я тоже.
На случай, что я ее не так понял, я спросил:
— Когда я могу вас увидеть?
Она со вздохом отвела взгляд:
— Я живу с родителями.
На мгновение я с ужасом подумал: а вдруг ей всего шестнадцать? А что, запросто. Хотя с таким же успехом ей могло быть все тридцать. Она казалась существом без возраста, как вампир или ангел.
Но даже будь она шестнадцатилетней, меня это, скажу честно, не остановило бы.
— Сколько вам лет? — спросил я ее.
— Двадцать. А вам?
— Двадцать два.
— Гм. — Она улыбнулась. — Идеальное сочетание.
— Давайте уйдем прямо сейчас, — предложил я. Ее сильные легкие пальцы коснулись тыльной стороны моей ладони. Через мгновение наши пальцы переплелись.
Позже, когда она во сне обхватывала мою мошонку, которая с трудом помещалась в ее горсти, я вспоминал этот вечер в парке. Тогда она мне ответила:
— Не могу.
— Когда же я вас увижу?
— Не знаю. Я вам позвоню.
— Вы должны мне позвонить.
— Обещаю. Но у нас на всех один телефон.
— Позвоните из любого места. Вы не потеряли мой номер?
Она произнесла его по памяти, и это меня успокоило.
Но прошла неделя, а она не звонила. Безумие. Я сделал переадресацию на свой рабочий телефон и тут же, как сумасшедший, помчался на работу, чтобы не пропустить ее звонка. Дома я повсюду ходил с радиотелефоном. Кто бы мне ни звонил, я сразу отсоединялся.
Она позвонила поздно вечером в субботу. В это время я с криками отжимался. За окном лил дождь. Я вскочил на ноги с трубкой в руке.
— Алле?
— Это Магдалина.
Я замер, весь в поту. Мой пульс колотился так, что, казалось, сейчас оторвутся пальцы. Было ли это результатом отжиманий или только звонка — сам не знаю.
— Спасибо, что позвонила, — прохрипел я.
— Я не могу говорить. Здесь вечеринка, я звоню из спальни, где свалены все сумочки. Еще подумают, что я воровка.
— Я должен тебя увидеть.
— Я тоже. Ты можешь за мной приехать?
— Да. Как скажешь.
Вечеринка проходила в особняке в районе Бруклин-Хайтс. Укрываясь от дождя, она дожидалась меня под навесом многоквартирного дома. При ней была ее виола в нейлоновом чехле. Увидев ее, я чуть не врезался в пожарный гидрант перед парадным подъездом. Она подбежала, забросила виолу на заднее сиденье, а сама села рядом. Я успел отстегнуться.
Мы слились в поцелуе. Мне не терпелось разглядеть ее всю, но я также не мог от нее оторваться. Наконец она положила голову мне на грудь.
— Я хочу тебя, но мы не можем заняться сексом, — объявила она.
— Как скажешь.
— Я девственница. Я целовалась с мальчиками, но дальше этого дело не заходило.
— Я люблю тебя, — говорю. — Остальное не имеет значения.
Она сжала мое лицо в ладонях и заглянула мне в глаза, желая понять, насколько можно верить моим словам. И тут же набросилась на меня с поцелуями. Я услышал звук расстегиваемой молнии, а затем она взяла мою руку и положила на свое причинное место, оттянув в сторону трусики.
Там был настоящий пожар и при этом мокро. Она сдвинула ноги, и мои пальцы скользнули внутрь.
Кстати, Скинфлик одобрил мой выбор. Магдалина органически не умела врать. И хотя ее поступки не расходились со словами, чего нельзя было сказать о нем, нынешнем, он умел оценить столь редкое качество в других людях. Однажды, когда мы с ним оказались наедине, он сказал: