Но Скинфлик, увидев женщин, тут же выхватил свою пушку, пятясь назад.
— Не при делах? У нее нож!
— Лучше надень глушитель, — напомнил я ему. — Где все девушки? — спрашиваю.
Младшая показала пальцем вниз. Старшая хотела на нее окрыситься, но, перехватив мой взгляд, сдержалась.
— В подвале?
Младшая кивнула.
— Не считая их, сколько человек в доме?
— Трое, — выдавила из себя она.
— Вместе с вами?
— Кроме нас.
— Вы полицейские? — спросила старшая.
— Да, — успокоил я ее.
— Слава тебе, Господи, — пробормотала младшая и начала плакать.
— Пошли, — говорю Скинфлику. И женщинам: — Оставайтесь здесь. Если выйдете отсюда, нам придется вас убить.
Не сказать, чтобы это вязалось с образом полицейского, ну да ладно. Я вышел, пятясь, в коридор, покрытый ковровой дорожкой, развернулся и побежал наугад.
Петляющий коридор с множеством полок, забитых всякой дрянью вроде затхлых спальных мешков и старых коробок с настольными играми, вызывал клаустрофобию. Воняло сигаретами. В конце коридора висела на стене доска объявлений из пробкового дерева с пожелтевшими фотографиями, среди которых, кажется, были сценки совокупления, но толком приглядеться я не успел.
Коридор вывел меня в неухоженную переднюю с двумя дверьми, аркой и уходившей наверх лестницей.
Я пригнулся и, держа на мушке арку и лестницу, дернул на себя дверь слева.
Чулан с барахлом. Гора резиновых сапог. Я закрыл дверь.
Между чуланом и входной дверью висела картина с изображением Иисуса, настолько здесь неуместная, что я под нее заглянул. И обнаружил контрольную панель с переговорным устройством и кнопкой для открывания ворот.
Соблазн был велик. Выбежать за ворота и скрыться в лесу.
Но перед этим надо было пересечь открытое пространство, которое наверняка просматривалось. Я сильно рисковал, ну а Скинфлик вдвойне. Я сделал ему знак выйти из коридора и направился в арку.
Она вела в комнату, находившуюся в правом углу дома. Под ее фасадным окном мы прятались, прежде чем побежать дальше. Из бокового окна виднелась пристройка. В комнате стояли большой телевизор, кушетка, тренажер и несколько полок с именными дощечками и спортивными наградами, в основном за успехи в скейтбординге. Над кушеткой висел плакат в рамке: бодибилдер Арнольд Шварценеггер.
Боковым зрением поймав какое-то движение за окном, я быстро нырнул и потянул за собой Скинфлика.
Долговязый парень, петляя, бежал от пристройки к дому. Этому учатся в военной школе или по фильмам-стрелялкам. Свой дробовик он наставил на пристройку.
— Там чисто! — закричал он, по-видимому имея в виду, что за строением он никого не обнаружил.
Голос у него был какой-то странный. Если к этому добавить сильную худобу и прыщавое лицо... Бог мой, да ему от силы лет четырнадцать.
Подняв глаза, я еле успел отвести ствол, который Скинфлик уже приставил к оконному стеклу.
— Какого черта? — зашипел он.
Я силой заставил его присесть ниже подоконника.
— Не стреляй без моей команды — раз; не стреляй через стекло, которое может поранить мне лицо, — два; если твоя мишень разговаривает с кем-то, сначала дождись, где этот кто-то находится, — три. И последнее: детей мы не убиваем. Я понятно объясняю?
Скинфлик высокомерно отвернулся. Потеряв терпение, я опрокинул его навзничь:
— Лежи и не рыпайся.
В это время послышался мужской голос:
— Рэнди, берегись! — Кажется, именно этот голос, звучавший по интеркому, встретил нас у ворот.
И тут же где-то совсем рядом ударили из пулемета. Мы с Скинфликом заткнули уши, стараясь при этом не выпустить оружия.
Я глянул одним глазком в окно.
От пристройки осталось пустое место. Зеленые клочки фибергласа падали на землю, как опавшие листья, и разлетались по всему двору. Можно было подумать, что работает мощный ветродув.
В соседнем окне промелькнула голова подростка, направлявшегося туда, где минуту назад стояла пристройка. Если бы он удосужился заглянуть в окно, то запросто мог бы увидеть меня.
Ему навстречу вышли из дома двое.
У одного, юноши лет восемнадцати, в руках был автомат Калашникова.
Второй был отталкивающего вида мужчина средних лет в бейсболке и летных очках. Невысокий, обросший плотным жирком, который частенько демонстрируют драчуны в питейных заведениях и о котором не ведают студенты мединститута. Он был вооружен вроде как бензопилой, только с пулеметом Гэтлинга вместо лезвия. И эта игрушка вся дымилась. Ничего подобного мне видеть еще не приходилось.[62]
Эти двое и подросток расшвыривали ботинками валяющиеся на земле обломки. Потом мужчина наткнулся на пролом в боковой стене дома.
— МЫ ИХ НЕ ГРОХНУЛИ, — проорал он.
Тут-то до меня и дошло, что все трое не пользовались берушами.
Стало ясно, что сейчас они подойдут к дому, и нам придется стрелять.
— Надо стрелять, — подал голос Скинфлик, стоя на коленях.
В кои-то веки он был прав. Приняв тактическое решение, я скомандовал:
— Ты берешь на себя толстого. Я убираю ребят.
Через мгновение оконное стекло разлетелось вдребезги. Это мы открыли огонь.
Распределяя роли, я рассуждал так: я стреляю сыновьям по ногам — в идеале ниже колена, — а в толстяка папашу даже Скинфлик не промахнется.
Проблема в том, что я несколько раз промазал. Попасть в ногу не так-то просто. Я расстрелял чуть не всю обойму, прежде чем ранил в лодыжку старшего и размозжил голень младшему.
А тем временем Скинфлик, использовав всю обойму, своего подопечного даже не зацепил. И Карчер развернул пулемет в нашу сторону.
Едва я успел свалить Скинфлика на пол, как в очередной раз грохнуло. Куски стены испарялись на глазах. Так в каком-нибудь фантастическом фильме путешествующий во времени герой изменяет что-то в будущем, а при этом предметы испаряются в настоящем.
Известковое облако сделало видимость нулевой. О том, куда делся Скинфлик, можно было только гадать. Наступили те самые мгновения, которые длятся как целая вечность. Я отполз подальше, за груду битых кирпичей. Когда я попытался откашляться, я понял, что себя почти не слышу.
В какой-то момент гуляющий по дому ноябрьский ветер расчистил белую пелену. От фасадной и торцовой стен мало что осталось. В потолке зияли дыры, через которые проглядывала спальня на втором этаже и трубы, из которых вода стекала по разрушенной стене. Просматривалось пространство до самой передней, где от картины с Иисусом и контрольной панели за ней практически ничего не осталось.
У подножия раскуроченной лестницы стоял Карчер-старший, а на полу перед ним валялся Скинфлик.
Он все еще держал в руках автомат, но по положению затвора было видно, что в рожке у него пусто.
— ХРЕНОВОЕ У ТЕБЯ ПОЛОЖЕНИЕ, СЫНОК! — заорал Карчер.
Похоже, слух возвращался к нему медленнее, чем ко мне.
— Я ТЕБЯ РАЗДЕЛАЮ, КАК СВИНУЮ ТУШУ, А КУСКИ ЗАСУНУ В ТВОЮ МЕРЗКУЮ ПАСТЬ.
Эту шушеру, воспитанную на «Крестном отце», хлебом не корми, только дай порисоваться.
Очевидно, Карчер до сих пор не осознал, что нас двое.
Я не спеша поднялся на ноги и всадил ему пулю точнехонько в лоб.
Об остальном вы прочли в газетах. А могли даже видеть реконструкцию эпизодов по кабельному каналу «Реальные преступления».
Старший сын Карчера, Кори, которого я ранил в лодыжку, умер от потери крови. Младшему, Рэнди, я наложил кровеостанавливающий жгут. Он скорее всего выжил бы, но, пока я ходил за нашей машиной, Скинфлик прострелил ему голову. Добро пожаловать в мафию, Адам Локано.
Когда мы загружали трупы в багажник, с лужайки перед домом за нами наблюдали те самые две женщины, что до поры до времени оставались на кухне. Старшая подвывала, стоя на коленях, младшая молча смотрела.
62
Для тех, кто помешан на оружии: как выяснилось, это был 60-миллиметровый G. E. M 134 «Predator», стреляющий пулями с обедненным ураном, которые можно раздобыть, кажется, только в Китае.